Топонимика. Происхождение собственных имен географических объектов:
Пензенщина (Козьмодемьяновское, Новый Кряжим, Махалино, Кузнецк)
Пензенщина (Козьмодемьяновское, Новый Кряжим, Махалино, Кузнецк)
Пе́нзенщина (Козьмодемьяновское, Новый Кряжим, Махалино, Кузнецк).
Примечание от редактора.
Существуют по крайней мере два способа описания предмета, кратко затрагиваемого ниже,— городов и весей России, а одновременно — два взгляда на эти города и веси: один — как бы сверху вниз, легко отождествляемый с научным, политико-административным, объективным, так сказать, подходом, «объективность», которого заключается, пожалуй, в том, что полностью исключен субъект, зато дается много статистики и достигается почти полная иллюзия точного знания. Другой подход невольно видится как несколько ущербный: хотя бы потому, что он направлен снизу вверх, а снизу хуже видно (вспомним сентенцию «из деревенской избы видно многое, но не все»), тут и намек на ограниченность и традиционное ироническое ответное отношение сверху, словом, много всяких ограничивающих моментов (взять тот же «непрофессионализм» описания, конечно, без профессионализма сейчас вроде ни за что браться нельзя...).
Однако при этом нетерпеливая мысль, кажется, пренебрегает знанием изнутри, которое дается не школьной наукой, а рождением и жизнью в родных местах обитания. Это знание описываемого предмета изнутри, строго говоря, не вправе недооценивать и достаточно высокая наука. К тому же сейчас, когда, по преобладающему справедливому мнению, и экономическая география, и политэкономия со статистикой, глядя «сверху вниз», проглядели столь многое в жизни русских сёл, очевидно, самое время прислушаться к голосам, идущим снизу, пока их еще бывает можно услышать. Конечно, хочу повториться, это нисколько не исключает иных способов описания и иных исполнителей и издательских трибун (я имею здесь в виду инициативу «Энциклопедии русских деревень»).
Но вернемся к нашей публикации. Она как раз и есть этот «голос снизу» и неплохо характеризует свой предмет — село или «куст» селений Пензенской области, отнюдь не претендуя, впрочем, на исчерпанность информации, что тоже, естественно, надо учитывать. Интерес представляет то обстоятельство, что автор — поэт, постоянно проживающий в описываемой им сельской местности. Понятно, что человек, связавший с этой землей свою жизнь, пишет совсем не так о ней, как тот, кто заинтересовался ею как временным предметом исследования. Человеческого фактора в первом случае всегда больше, чем во втором.
Юрий Самсонов — поэт самодеятельный и вместе с тем уже профессиональный, его стихи печатали и печатают в саратовском областном и в некоторых центральных издательствах. Я не берусь судить о поэзии Юрия Самсонова, одно в ней бесспорно — это «к родине любовь», говоря его же словами. Он хорошо чувствует и знает, о чем пишет, еще и потому, что он не просто «деревенщик», как сейчас говорят, он — поэт-крестьянин, место его работы — хлебное поле. Юрий Самсонов остро чувствует народные и сельские беды, ему помогают в том семейные и исторические предания этой русской глубинки. О том, что он знает и о чем заботится, порой не может говорить без самых крепких слов, поэтому предлагаемую ниже пробную публикацию на основе его обширного письменного материала пришлось несколько сократить в интересах необходимой компактности. Но отнесемся со всей внимательностью к исповеди поэта-сельчанина. Пусть она напомнит нам о том, что жанр «Истории села Горюхина», подслушанный Пушкиным у своего времени, вовсе не утратил остроты и для нашего времени и что рамки научного издания новой Русской энциклопедии не должны быть закрыты для этого источника познания России.
А теперь слово — Ю. Самсонову для рассказа о судьбе отнюдь не самого бедствующего из русских селений...
Козьмодемья́новское — сельцо с церковью старинной и ярмарочной площадью, попеременно относилось то к Самарской, то к Саратовской губернии. И звалось сельцо не всегда так... История села, по сохранившимся некоторым архивным материалам, записям из церковных книг, а также воспоминаниям старожилов, во многом схожа с судьбой других русских сёл, затерянных и забытых теперь. А ведь когда-то жили здесь трудолюбивые наши предки, кряжевали в урочищах топором и двуручной пилой-храпушей смолистые хлысты себе на жилье, на всякие дворовые постройки и повседневные нужды. В домах вязали бёрда к ткацким станкам, чесали шерсть, из которой пряли нитки на шали и носки, валяли обувь, нарезали лыко на лапти, правили холсты, мяли кудель из поскони конопляной, выделывали кожи, расшивали приданое к свадьбам...
Трудно сказать, в какие времена зазвенел топор по комлям девственной сосны, но первое упоминание о поселении относится к 1622 г.: «... Отказано Петру да Луке Панкратьевым да приказа Казанского дворца подьячему Тимофею Башкееву проезжая доля подле Кудадеевского леса и речкою Кережимом... по 200 четвертей в поле». Работящие были первые поселенцы, если к 1703 г. по описи значилось уже 500 дворов. По речке, видно, и село позже получило название Кряжим → Новый Кряжим. По рассказам Якова Михайловича Свитнева, служившего одно время старостой при церкви и перечитавшего все церковные книги, церковь в селе была построена в 1703 г., с одним престолом, и оставалась таковой до 1784 г. Относилась божья обитель к Саратовской епархии. В книге записей дата освящения церкви — 7197 г. от сотворения мира (по гражданскому летосчислению — 1689). Церковь высилась у так называемого Гаврилина двора. При ней было богатое и красивое кладбище со склепами и мраморными надгробьями. Старинные черного мрамора надгробья и сейчас еще обнаруживают порой заиленными в околобольничном (тогда — прицерковном) овражке и по речке Кряжимке.
В 1795 г., на Сергиев день, 24 сентября, все село и старая церковь сгорели. Отстроили новую. Но и ей не повезло: в наше время ее развалили. Стояла церковь, якобы охраняемая государством, а фактически раздираемая ветрами и поливаемая дождями, безнадзорно до 1963 г. Алексей Игнатьевич Аляев, тогдашний директор школы, из материала обители святой построил ученический интернат. И осталось село безголовым...
У омута на отводном желобе шумела некогда водяная мельница. Немного поодаль от нее было видимо-невидимо дикого хмеля. Тут раньше был пивоваренный заводик. Камни из его фундамента давно уже выбраны жителями под личные постройки, и лишь овраг напоминает о былом своим названием — Пова́решный (из Пивова́решный).
В некогда живописной, но неплодородной пойме реки понастроены были фабричные цехи, где вырабатывались всевозможные виды сукна, поделки из щетины, выдслывались кожи, варился клей. Еще и в наши дни в Махалине (село переименовано было в честь героя хасанских боев на Дальнем Востоке Алексея Махалина, местного выдвиженца) действует валяльный цех, где кислорода в воздухе, насыщенном парами серной кислоты,— 30%, и люди постоянно задыхаются, срабатываясь на глазах.
За родником, вырывшим овраг, выше по скату просматриваются и теперь еще неровности в земле — «смоляные ямы». Здесь топили вар, гнали деготь, скипидар, по заказам Пензенского художественного училища томили рисовальный уголь из орехового дерева. Подле круч с мягким камнем повсеместно, но больше в Дальней Белуше, догнивают остатки столбов, некогда служивших основаниями под верстаки для точки брусков. Следов давнишней поделки изразцов и кирпичей тоже хватает. Верный признак тому — обвалившаяся кладка старых горнов и кучи истлевших углей. О высоком качестве местной глины говорить не приходится — сейчас на ней работает экспериментальный комбинат по кафелю. Художественные керамические сувениры с маркой данного предприятия известны широко.
Из пожелтевших от времени архивных дел, хранящихся в местном музее, явствует, что в более ближнем прошлом владетельная княгиня Голицына пожаловала это село, со всеми примыкающими землями, зятю своему — Петру Федоровичу Полебалкову. Он и развернулся здесь со своими предприятиями на наемном труде старожилов и пришлых людей, в основном из Балахны (окающая часть села) и Барыша (акающая).
В соседстве с промышленными строениями на неплодородных землях арендовала у владельцев участки под пашню местная крестьянская беднота. Лучшие земли, конечно, были уже прибраны к рукам состоятельными хозяевами. В канун революции кряжимские тузы чуть не за бесценок сбыли все угодья саратовскому купцу Лаптеву. Тот спилил «красные» леса вокруг села, а неудобь с пеньками за кругленькую сумму всучил «обчеству». До самой революции платили мужики за «лаптеву землю», а долг не убавлялся и даже рос за счет пени. Этот же долг не дал обществу срядиться на проводку через село участка Сызранско-Вяземской железной дороги. Разметка ее пришлась как раз через кладбище (чуть в сторону от казацкой грунтовой дороги, где сейчас трасса). Этим, под спор из-за денег на «железку», воспользовались старики и воспротивились постройке... Коли бы не долг за «лаптеву землю» и не разметка через кладбище — быть бы в селе железнодорожной станции у Макарова болота. Одна из улиц и теперь носит название — Линия. А железная дорога пошла через Сюзюм, получив несуразный изгиб и гиблый подъем, где под откосом посеяно множество жизней из-за частых аварий и крушений...
Кузне́цк — уездный город; вырос из села Нарышкина, первоначально — село Труёво. Как гласит грамотка тех далеких лет: «7207 (1699) года февраля в 7 день по указу св. патриарха велено новопостроенной церкви Воскресения Христова да приделе архистратига Михаила, которую построил боярин Василий Федорович Нарышкин в Саранском уезде (значит, видимо, в ту пору в Козьмодемьяновское туда относилось? — Ю. С.) в вотчине своей в селе Воскресенском, Труёво тож, на попа с причетники дани положить вновь с дворов попова, пономарева, дьячкова, просвирницина, с 15 крестьянских...»
Наивно было бы утверждать, что основано село это 7 (20) февраля 1699 г. и сразу в 24 двора, пожалуй, к этому сроку там уже пожили века два, а то и больше. Ниже в той же грамотке извещение о пришедшей из Москвы бумаге от 11 (24) февраля 7205 (1697) г.: «... из Приказа Казанского дворца, какова прислана в 205 году февраля в 11 день за подписью дьяка Артемия Волкова, которую к той церкви поступился боярин Василий Федорович в селе Воскресенском, с пашни с 15 чети в поле, а дву по тому же сенных покосов с 15 копен 23 алтына, заезда гривна, и по тому окладу данные деньги велено имать с 207 года...»
Нарышкинская вотчина разрасталась за счет ремесленного люда, в основном кузнечных дел мастеров, и в 1780 г. уездному городу Кузнецку понадобился и свой герб, на котором изображены «наковальня, клещи и молоток в красном поле, понеже сей город наполнен кузнецами, от которого рукоделия и имя получил». По окрайкам города было не счесть кузниц, а в середке — кожевни, гончарные, овчинные, сапожные мастерские. На речке Труёв было поставлено в помощь ремесленникам и мукомолам немало водяных мельниц. До 1917 г. город был дворянско-купеческим, со множеством кустарных фабрик и заводов. Немало здесь было начальных школ, в основном земских, две средние школы, гимназии и реальное училище, семь церквей, молельни, мечеть, несколько кабаков. Работал и пользовался славой драматический театр. Красовались церковь и ярмарочная площадь. У Петровского родника — Петровская ярмарка, названы в честь последнего местного фабриканта Петрова, предприимчивого и работящего. В 1900 г. ярмарка была перенесена с речки на площадь, в середину села. Сюда свозились на продажу сотни возов хлеба, пеньки, волокна конопляного, сани, салазки, березник для бёрд, воск, меды, рыба всякая — от леща до семги, калачи, куличи и длиннющие ряды бакалейные, мануфактурные, лотки — по мелочи, винные ряды... А какая ярмарка без цыган с медведями?!
Не скудели ярмарки и в 1930 году, после организации сельхозартели «Коммуна», когда хлеб делили по едокам: по 8 пудов на рот, остальное сдавали рабочим (даже в недороды 1933 и 1936 гг.). Захирела ярмарка после ликвидации знаменитой Нижегородской и не из-за недостатка товаров, а по злой воле тогдашних властей, незаконно раскулачивших 18 трудовых семей, которые и разделили горькую судьбу многих тысяч им подобных. В местном музее они значились в «памятке» как «мироеды села», а между тем именно им обязано было село тем, что на ярмарках всегда в изобилии были кожевенные, овчинно-шубные изделия, бакалейные и щетинно-клеевые товары, ткацкие станки, мануфактура и др.
В середине 60-х гг. автору этих строк, уроженцу с. Махалино, привелось участвовать в подготовке экспозиции музея. Бытовых находок местного изготовления нашлось предостаточно: кружева и прядево конопляное, льняное, хлопчатобумажное, ступы и ручные мельницы, глиняные фигурки, свистульки и старинные монеты, принадлежности ткацкого и валяльного производства, кое-что из крестьянского земельного инвентаря, прочая утварь, даже каменный топор — все это свидетельство былого мастерства наших предков — сельских умельцев, коих немало рождалось на земле Пензенщины.
Отец автора этих строк после войны работал ветврачом Казаковского куста, в который входили 12 деревень, раскинутых по окружью на расстояние до 20 с лишним километров. Летом — на рессорке, зимой — на санях объезжал он вместе с санитаром все деревни, обследуя несметные поголовья скота. А какие замечательные по своей природной красоте это были деревни! Козляковка, Бутырлинка, Шелемис, Сурмино, Шишовка, Боборыкино... Необычайной красоты места, особенно в черемуховой пойме реки Суры. По правобережью, начиная с Явлейки, тянулись девственные боры. И почти в каждой деревне красовались, блестя золотом устремленных в небо крестов, дивные церкви. Теперь их нет. В самой Казаковке развалины остались. В Сухановке — сожгли. В Селитьбе — свалили. Рядом — в Евлашеве — взорвали. Окружные леса вырублены, там, где шумели боры-беломошники, нынче ни пройти, ни проехать из-за пыли по колено. Трубы фабрик и заводов растут и дымят, вредные стоки текут в Труёв и до такой степени загрязнили реку, что зловоние ощущается даже в центре Кузнецка, у вокзала. В прошлом жители села для питья пользовались водой из Труёва, а в зимнее время платили арендатору прорубей денежную плату... Теперь некому заботиться о реке.
Есть в Кузнецке еще одно историческое место — в центре города холм под названием Мары. По преданию, насыпали его повстанцы Пугачева, захоронив под ним останки погибших, землю якобы таскали шапками... И еще, проходя будто бы по этим местам, казнил он (Пугачев) помещика Зуева, а отца А. Н. Радищева не тронул. Так ли, нет ли, трудно сказать, но молва такая в народе живет. А на Марах сейчас холм Славы — погибшим в Великую Отечественную. Строили мемориал на паях.
Ю. Б. Самсонов
Примечание от редактора.
Существуют по крайней мере два способа описания предмета, кратко затрагиваемого ниже,— городов и весей России, а одновременно — два взгляда на эти города и веси: один — как бы сверху вниз, легко отождествляемый с научным, политико-административным, объективным, так сказать, подходом, «объективность», которого заключается, пожалуй, в том, что полностью исключен субъект, зато дается много статистики и достигается почти полная иллюзия точного знания. Другой подход невольно видится как несколько ущербный: хотя бы потому, что он направлен снизу вверх, а снизу хуже видно (вспомним сентенцию «из деревенской избы видно многое, но не все»), тут и намек на ограниченность и традиционное ироническое ответное отношение сверху, словом, много всяких ограничивающих моментов (взять тот же «непрофессионализм» описания, конечно, без профессионализма сейчас вроде ни за что браться нельзя...).
Однако при этом нетерпеливая мысль, кажется, пренебрегает знанием изнутри, которое дается не школьной наукой, а рождением и жизнью в родных местах обитания. Это знание описываемого предмета изнутри, строго говоря, не вправе недооценивать и достаточно высокая наука. К тому же сейчас, когда, по преобладающему справедливому мнению, и экономическая география, и политэкономия со статистикой, глядя «сверху вниз», проглядели столь многое в жизни русских сёл, очевидно, самое время прислушаться к голосам, идущим снизу, пока их еще бывает можно услышать. Конечно, хочу повториться, это нисколько не исключает иных способов описания и иных исполнителей и издательских трибун (я имею здесь в виду инициативу «Энциклопедии русских деревень»).
Но вернемся к нашей публикации. Она как раз и есть этот «голос снизу» и неплохо характеризует свой предмет — село или «куст» селений Пензенской области, отнюдь не претендуя, впрочем, на исчерпанность информации, что тоже, естественно, надо учитывать. Интерес представляет то обстоятельство, что автор — поэт, постоянно проживающий в описываемой им сельской местности. Понятно, что человек, связавший с этой землей свою жизнь, пишет совсем не так о ней, как тот, кто заинтересовался ею как временным предметом исследования. Человеческого фактора в первом случае всегда больше, чем во втором.
Юрий Самсонов — поэт самодеятельный и вместе с тем уже профессиональный, его стихи печатали и печатают в саратовском областном и в некоторых центральных издательствах. Я не берусь судить о поэзии Юрия Самсонова, одно в ней бесспорно — это «к родине любовь», говоря его же словами. Он хорошо чувствует и знает, о чем пишет, еще и потому, что он не просто «деревенщик», как сейчас говорят, он — поэт-крестьянин, место его работы — хлебное поле. Юрий Самсонов остро чувствует народные и сельские беды, ему помогают в том семейные и исторические предания этой русской глубинки. О том, что он знает и о чем заботится, порой не может говорить без самых крепких слов, поэтому предлагаемую ниже пробную публикацию на основе его обширного письменного материала пришлось несколько сократить в интересах необходимой компактности. Но отнесемся со всей внимательностью к исповеди поэта-сельчанина. Пусть она напомнит нам о том, что жанр «Истории села Горюхина», подслушанный Пушкиным у своего времени, вовсе не утратил остроты и для нашего времени и что рамки научного издания новой Русской энциклопедии не должны быть закрыты для этого источника познания России.
А теперь слово — Ю. Самсонову для рассказа о судьбе отнюдь не самого бедствующего из русских селений...
О. П. Трубачев
Козьмодемья́новское — сельцо с церковью старинной и ярмарочной площадью, попеременно относилось то к Самарской, то к Саратовской губернии. И звалось сельцо не всегда так... История села, по сохранившимся некоторым архивным материалам, записям из церковных книг, а также воспоминаниям старожилов, во многом схожа с судьбой других русских сёл, затерянных и забытых теперь. А ведь когда-то жили здесь трудолюбивые наши предки, кряжевали в урочищах топором и двуручной пилой-храпушей смолистые хлысты себе на жилье, на всякие дворовые постройки и повседневные нужды. В домах вязали бёрда к ткацким станкам, чесали шерсть, из которой пряли нитки на шали и носки, валяли обувь, нарезали лыко на лапти, правили холсты, мяли кудель из поскони конопляной, выделывали кожи, расшивали приданое к свадьбам...
Трудно сказать, в какие времена зазвенел топор по комлям девственной сосны, но первое упоминание о поселении относится к 1622 г.: «... Отказано Петру да Луке Панкратьевым да приказа Казанского дворца подьячему Тимофею Башкееву проезжая доля подле Кудадеевского леса и речкою Кережимом... по 200 четвертей в поле». Работящие были первые поселенцы, если к 1703 г. по описи значилось уже 500 дворов. По речке, видно, и село позже получило название Кряжим → Новый Кряжим. По рассказам Якова Михайловича Свитнева, служившего одно время старостой при церкви и перечитавшего все церковные книги, церковь в селе была построена в 1703 г., с одним престолом, и оставалась таковой до 1784 г. Относилась божья обитель к Саратовской епархии. В книге записей дата освящения церкви — 7197 г. от сотворения мира (по гражданскому летосчислению — 1689). Церковь высилась у так называемого Гаврилина двора. При ней было богатое и красивое кладбище со склепами и мраморными надгробьями. Старинные черного мрамора надгробья и сейчас еще обнаруживают порой заиленными в околобольничном (тогда — прицерковном) овражке и по речке Кряжимке.
В 1795 г., на Сергиев день, 24 сентября, все село и старая церковь сгорели. Отстроили новую. Но и ей не повезло: в наше время ее развалили. Стояла церковь, якобы охраняемая государством, а фактически раздираемая ветрами и поливаемая дождями, безнадзорно до 1963 г. Алексей Игнатьевич Аляев, тогдашний директор школы, из материала обители святой построил ученический интернат. И осталось село безголовым...
У омута на отводном желобе шумела некогда водяная мельница. Немного поодаль от нее было видимо-невидимо дикого хмеля. Тут раньше был пивоваренный заводик. Камни из его фундамента давно уже выбраны жителями под личные постройки, и лишь овраг напоминает о былом своим названием — Пова́решный (из Пивова́решный).
В некогда живописной, но неплодородной пойме реки понастроены были фабричные цехи, где вырабатывались всевозможные виды сукна, поделки из щетины, выдслывались кожи, варился клей. Еще и в наши дни в Махалине (село переименовано было в честь героя хасанских боев на Дальнем Востоке Алексея Махалина, местного выдвиженца) действует валяльный цех, где кислорода в воздухе, насыщенном парами серной кислоты,— 30%, и люди постоянно задыхаются, срабатываясь на глазах.
За родником, вырывшим овраг, выше по скату просматриваются и теперь еще неровности в земле — «смоляные ямы». Здесь топили вар, гнали деготь, скипидар, по заказам Пензенского художественного училища томили рисовальный уголь из орехового дерева. Подле круч с мягким камнем повсеместно, но больше в Дальней Белуше, догнивают остатки столбов, некогда служивших основаниями под верстаки для точки брусков. Следов давнишней поделки изразцов и кирпичей тоже хватает. Верный признак тому — обвалившаяся кладка старых горнов и кучи истлевших углей. О высоком качестве местной глины говорить не приходится — сейчас на ней работает экспериментальный комбинат по кафелю. Художественные керамические сувениры с маркой данного предприятия известны широко.
Из пожелтевших от времени архивных дел, хранящихся в местном музее, явствует, что в более ближнем прошлом владетельная княгиня Голицына пожаловала это село, со всеми примыкающими землями, зятю своему — Петру Федоровичу Полебалкову. Он и развернулся здесь со своими предприятиями на наемном труде старожилов и пришлых людей, в основном из Балахны (окающая часть села) и Барыша (акающая).
В соседстве с промышленными строениями на неплодородных землях арендовала у владельцев участки под пашню местная крестьянская беднота. Лучшие земли, конечно, были уже прибраны к рукам состоятельными хозяевами. В канун революции кряжимские тузы чуть не за бесценок сбыли все угодья саратовскому купцу Лаптеву. Тот спилил «красные» леса вокруг села, а неудобь с пеньками за кругленькую сумму всучил «обчеству». До самой революции платили мужики за «лаптеву землю», а долг не убавлялся и даже рос за счет пени. Этот же долг не дал обществу срядиться на проводку через село участка Сызранско-Вяземской железной дороги. Разметка ее пришлась как раз через кладбище (чуть в сторону от казацкой грунтовой дороги, где сейчас трасса). Этим, под спор из-за денег на «железку», воспользовались старики и воспротивились постройке... Коли бы не долг за «лаптеву землю» и не разметка через кладбище — быть бы в селе железнодорожной станции у Макарова болота. Одна из улиц и теперь носит название — Линия. А железная дорога пошла через Сюзюм, получив несуразный изгиб и гиблый подъем, где под откосом посеяно множество жизней из-за частых аварий и крушений...
Кузне́цк — уездный город; вырос из села Нарышкина, первоначально — село Труёво. Как гласит грамотка тех далеких лет: «7207 (1699) года февраля в 7 день по указу св. патриарха велено новопостроенной церкви Воскресения Христова да приделе архистратига Михаила, которую построил боярин Василий Федорович Нарышкин в Саранском уезде (значит, видимо, в ту пору в Козьмодемьяновское туда относилось? — Ю. С.) в вотчине своей в селе Воскресенском, Труёво тож, на попа с причетники дани положить вновь с дворов попова, пономарева, дьячкова, просвирницина, с 15 крестьянских...»
Наивно было бы утверждать, что основано село это 7 (20) февраля 1699 г. и сразу в 24 двора, пожалуй, к этому сроку там уже пожили века два, а то и больше. Ниже в той же грамотке извещение о пришедшей из Москвы бумаге от 11 (24) февраля 7205 (1697) г.: «... из Приказа Казанского дворца, какова прислана в 205 году февраля в 11 день за подписью дьяка Артемия Волкова, которую к той церкви поступился боярин Василий Федорович в селе Воскресенском, с пашни с 15 чети в поле, а дву по тому же сенных покосов с 15 копен 23 алтына, заезда гривна, и по тому окладу данные деньги велено имать с 207 года...»
Нарышкинская вотчина разрасталась за счет ремесленного люда, в основном кузнечных дел мастеров, и в 1780 г. уездному городу Кузнецку понадобился и свой герб, на котором изображены «наковальня, клещи и молоток в красном поле, понеже сей город наполнен кузнецами, от которого рукоделия и имя получил». По окрайкам города было не счесть кузниц, а в середке — кожевни, гончарные, овчинные, сапожные мастерские. На речке Труёв было поставлено в помощь ремесленникам и мукомолам немало водяных мельниц. До 1917 г. город был дворянско-купеческим, со множеством кустарных фабрик и заводов. Немало здесь было начальных школ, в основном земских, две средние школы, гимназии и реальное училище, семь церквей, молельни, мечеть, несколько кабаков. Работал и пользовался славой драматический театр. Красовались церковь и ярмарочная площадь. У Петровского родника — Петровская ярмарка, названы в честь последнего местного фабриканта Петрова, предприимчивого и работящего. В 1900 г. ярмарка была перенесена с речки на площадь, в середину села. Сюда свозились на продажу сотни возов хлеба, пеньки, волокна конопляного, сани, салазки, березник для бёрд, воск, меды, рыба всякая — от леща до семги, калачи, куличи и длиннющие ряды бакалейные, мануфактурные, лотки — по мелочи, винные ряды... А какая ярмарка без цыган с медведями?!
Не скудели ярмарки и в 1930 году, после организации сельхозартели «Коммуна», когда хлеб делили по едокам: по 8 пудов на рот, остальное сдавали рабочим (даже в недороды 1933 и 1936 гг.). Захирела ярмарка после ликвидации знаменитой Нижегородской и не из-за недостатка товаров, а по злой воле тогдашних властей, незаконно раскулачивших 18 трудовых семей, которые и разделили горькую судьбу многих тысяч им подобных. В местном музее они значились в «памятке» как «мироеды села», а между тем именно им обязано было село тем, что на ярмарках всегда в изобилии были кожевенные, овчинно-шубные изделия, бакалейные и щетинно-клеевые товары, ткацкие станки, мануфактура и др.
В середине 60-х гг. автору этих строк, уроженцу с. Махалино, привелось участвовать в подготовке экспозиции музея. Бытовых находок местного изготовления нашлось предостаточно: кружева и прядево конопляное, льняное, хлопчатобумажное, ступы и ручные мельницы, глиняные фигурки, свистульки и старинные монеты, принадлежности ткацкого и валяльного производства, кое-что из крестьянского земельного инвентаря, прочая утварь, даже каменный топор — все это свидетельство былого мастерства наших предков — сельских умельцев, коих немало рождалось на земле Пензенщины.
Отец автора этих строк после войны работал ветврачом Казаковского куста, в который входили 12 деревень, раскинутых по окружью на расстояние до 20 с лишним километров. Летом — на рессорке, зимой — на санях объезжал он вместе с санитаром все деревни, обследуя несметные поголовья скота. А какие замечательные по своей природной красоте это были деревни! Козляковка, Бутырлинка, Шелемис, Сурмино, Шишовка, Боборыкино... Необычайной красоты места, особенно в черемуховой пойме реки Суры. По правобережью, начиная с Явлейки, тянулись девственные боры. И почти в каждой деревне красовались, блестя золотом устремленных в небо крестов, дивные церкви. Теперь их нет. В самой Казаковке развалины остались. В Сухановке — сожгли. В Селитьбе — свалили. Рядом — в Евлашеве — взорвали. Окружные леса вырублены, там, где шумели боры-беломошники, нынче ни пройти, ни проехать из-за пыли по колено. Трубы фабрик и заводов растут и дымят, вредные стоки текут в Труёв и до такой степени загрязнили реку, что зловоние ощущается даже в центре Кузнецка, у вокзала. В прошлом жители села для питья пользовались водой из Труёва, а в зимнее время платили арендатору прорубей денежную плату... Теперь некому заботиться о реке.
Есть в Кузнецке еще одно историческое место — в центре города холм под названием Мары. По преданию, насыпали его повстанцы Пугачева, захоронив под ним останки погибших, землю якобы таскали шапками... И еще, проходя будто бы по этим местам, казнил он (Пугачев) помещика Зуева, а отца А. Н. Радищева не тронул. Так ли, нет ли, трудно сказать, но молва такая в народе живет. А на Марах сейчас холм Славы — погибшим в Великую Отечественную. Строили мемориал на паях.
Ю. Б. Самсонов
Источник:
1. Русская ономастика и ономастика России. М.: Школа-Пресс, 1994.
Закладки
Поиск по сайту:
История храмов, монастырей
Великий Новгород
Джонатан Свифт
Бен Джонсон
Плёс
Биографии
Петербург Достоевского
Новости истории и археологии
Изабелла I Кастильская
История Испании
Новости культуры и искусства
Томас Торквемада
Топонимика
Русский сарафан
Игнатий Лойола
Ономастика
Города
Архивы Казахстана
Федеральные архивы России
Региональные архивы России
Поэзия