почти все население Дублина здесь, таким важным кажется народу решение суда по делу мелкого типографа. Напряженная тишина висит над площадью Корнхилл. И вот вердикт - присяжные не только не признали Гардинга виновным, но и постановили обратиться к властям с протестом против вудовской монеты. Это весть как-то просочилась на площадь, сначала она передается шепотом, но гул постепенно нарастает: «Мы с Джонатаном!». А вот выходят и присяжные, их имена известны - Стэрн Тай, Ричард Уокер, Девид Тью, Джон Джонс Джордж Форбс, Уильям Элстон, и другие - всего двадцать четыре человека. Толпа аплодирует им, пожимает руки, целует, весь Дублин смеется и поет баллады, написанные Свифтом. Теперь народный поток несется к дублинскому собору. Не было дома, где бы не пили за здоровье декана, во всех общественных местах и магазинах висели его портреты, нарисованные неумелой рукой безвестных художников. И именно в это время родилась легенда о том, что Свифт - далекий потомок старинных ирландских королей и героев. Шестым письмом Суконщик нанес последний удар делу Вуда – патент был аннулирован. 25 августа 1725 года в Дублине было получено официальное извещение об отмене патента, и Свифт передал через друзей печатнику приказ рассыпать набор «Нижайшего адреса» обеим палатам, который содержал конспект петиций и требований. Вокруг любого из них могла возникнуть буря, не меньше чем с полупенсовиками Вуда. Последнее, седьмое письмо Суконщик посвятил советам о возрождении сельского хозяйства и промышленности в Ирландии. Казалось, он победил? Вовсе нет... Победа Суконщика – это поражение Свифта. Причиной аннулирования патента было письмо Боултона к Уортону. Тот писал, что Свифту удалось сплотить нацию – всех: крестьян, духовенство, дворянство - а именно на их разъединении держится владычество Англии. Следовательно, разумно уступить. Возможно, что драма бы развернулась, и Ирландия обрела бы свободу, если бы у Уолпола было больше амбиций и меньше цинизма. Но он трезво оценил обстановку. Прошло немного лет, и в Ирландию тихо вошла другая поддельная монета. Свифт распорядился поднять над собором св. Патрика черный флаг и протяжно звонить в колокола. Но ведь это было только начало! И через небольшое время идеи Свифта были переняты в колониях. Сомерсет хотел послать Свифта епископом в Виржинию? Тогда Англия лишилась бы колоний в Америке намного раньше, а Свифт стал бы не ирландским, а американским героем. Но здесь нам нужно остановиться и рассказать об одном странном письме, полученном лондонским издателем Бенджаменом Моттом.









Письмо это было написано 8 августа 1725 года, и внизу стояла подпись – Ричард Симпсон. В письме издателю было предложено издать «Путешествия», написанные кузеном автора письма, капитаном Лемюэлем Гулливером. А через некоторое время к крыльцу дома Мотте была подброшена рукопись из проезжавшего мимо фиакра. Мотте издал ее через несколько месяцев с изменениями и сокращениями. Эта первая рукопись не была найдена, а поскольку Свифт прямо никогда не признавал свое авторство, мы «не знаем», кем был написан «Гулливер». Мы не знаем и того, когда он было написан, и в каком порядке. Сочинение это вызвало сенсацию, каждый находил в нем что-то свое – политики и домохозяйки, романтики и молодежь, люди серьезные и преданные забвению старики. Все хотели немедленно узнать имя автора. Даже друзья Свифта – Гей, Поп и Арбетнот писали ему так, как будто не знали, кто автор, но это, скорее всего, было частью свифтовской мистификации, ведь именно Поп и Льюис приложили руку к изданию, и некий Симпсон из Ноттингемшира, скорее всего и есть Поп. «Сказка бочки» и «Путешествия Гулливера», бесспорно, лучшие литературные сочинения Свифта, однако, между ними есть одно отличие – первое он писал в молодости, будучи полон сил, когда еще уверенно смотрел в будущее, второе - после крушения всех надежд, сделавшись мизантропом и живя в фактическом изгнании. К книге писалось множество ключей – расшифровок, кто и какие события осмеяны в «Путешествиях», однако, по всей видимости, в них мало правды, как и в многочисленных толковых словарях, которые составлялись для языков тех стран, в которых побывал Гулливер. Скорее всего, эти слова – бессмыслица и составляют часть мистификации. Не следует также забывать, что Свифт любил языковые эксперименты – подражание детской речи, каламбуры, сокращения до букв, нарушение графической целостности слова и т.д. Например, письма Стелле писались на особом языке, который требует дешифровки. Более десяти лет назад я



работал программистом в паре с одним коллегой, который только что вернулся из Америки. Он утверждал, что название популярной тогда поисковой системы Yahoo происходит от боевого клича индейцев. Возможно, это просто совпадение, но в английском словаре, написано, что это слово выдумано Свифтом. Если это действительно совпадение, и если мой коллега меня не обманул, этот факт добавляет злую иронию к чтению четвертой части книги. Личность Гулливера была обрисована настолько правдоподобно, что, по словам Арбетнота¹²⁶ он знал одного шкипера, который утверждал, будто прекрасно знаком с капитаном Гулливером, но что тот живет в Уопинге, а не в Редрифе, а другой джентльмен нанес на карту вновь открытую Лилипутию. Свифт бывал очень доволен, когда у его героя находились однофамильцы. Например, Поп написал Свифту 23 марта 1728 года, что в газете, издаваемой в Бостоне, упоминается Джонатан Гулливер, член тамошнего парламента. А Фортескью прислал тому же Попу отчет о выездной сессии суда присяжных, где рассматривалось дело Лемюэля Гулливера, который был признан виновным, поскольку имел репутацию человека лживого. Интересно, что сам Свифт в своем романе в подтверждение правдивости автора (Гулливера) приводит цитату из Вергилия – слова Синона, самого большого лгуна на свете. Впрочем, Свифт любил шутки.

Жанр путешествий был тогда очень популярен. Свифт выбрал его специально, как враждебный себе, чтобы побить противника его же оружием. В отличие от многочисленных романов, где путешественники встречаются с естественным человеком, неиспорченным цивилизацией, у Свифта дикари являются настоящими дикарями, а не картинкой, списанной из книг новомодных философов. Свифт с первых строк настаивает на реалистичности: «Я предпочел излагать голые факты наипростейшим способом и слогом». Это не роман, это документ, который написан очень тонко, в отличие от похожих утопий. Главный герой рассказывает подробно, только то, что он видел, в отдалении краски затушевываются и то, что он передает с чужих слов, или не видел сам, очень неопределенно - это походит на картину с перспективой, где есть передний план и фон. Кроме того, Свифт пользуется различного рода приемами, которые создают правдоподобие – мелкие штрихи, подробности, которые, казалось бы, невозможно было бы выдумать, если рассказанные события не были бы правдой – привычка Гулливера громко разговаривать, вернувшись из страны великанов, потеря представления о пропорциях и т.д. Между прочим, один критик, ученый, ирландский прелат, совершенно серьезно опровергал некоторые вещи в романе, в которые, по его словам, невозможно поверить. Это умение создавать правдоподобность роднит Свифта с Дефо. Первым это подметил Данлоп и развил Вальтер Скотт. Но Скотт замечает, что гений Дефо был

Комментарии:
¹²⁶ Вполне возможно, что никакого шкипера не существовало, а Арбетнот лишь подыграл Свифту. Дело в том, что декан крайне отрицательно относился к тому, что его книгу рассматривают как фантастические путешествия, настаивая на том, что все, что там написано – это настоящая действительность и чистая правда. Однажды он написал с негодованием Попу: «Один здешний епископ сказал, что эта книга полна невероятной лжи, и лично он не верит там почти ни одному слову».



ограничен кругом его знаний, очень узких, и он не умел создать больше двух-трех героев, как правило, грубых и низкопробных плутов. «Он словно колдун из индийской сказки, чья магическая сила ограничивается способностью принимать обличье двух-трех животных. Свифт – это персидский дервиш, способный заставить свою душу вселиться в чье угодно тело, видеть его глазами, пользоваться всеми его органами, завладеть даже его рассудком». Однако не следует все списывать на художественные приемы, как это делают комментаторы. Эпизод, когда Гулливер убегает от птиц в стране великанов и другие, подобные этому, имеют под собой тайный смысл, и введены не только для создания реальности мира, где находится Гулливер. Я советую читать эту книгу очень медленно и очень внимательно.

Некоторые думают, что «Гулливер» - это пародия на «Робинзона», но это полная чепуха. Свифт не любил Дефо, и делал вид, что даже не может запомнить его имени. Так вот, он не мог написать сочинение из-за человека, к которому сам относился презрительно и даже вряд ли читал его роман. Обычно критики ругают это сочинение за то, что оно полно намеков на современность и, следовательно, не имеет общечеловеческой ценности. Но нужно же понимать, что Свифт никогда не писал ради литературной славы, он был к этому абсолютно равнодушен и вовсе не стремился написать вневременное произведение. Свифт также не писал, чтобы развлечь, а наоборот, чтобы позлить публику. Мало того, Свифт никогда не писал художественных сочинений! Его книги - это воплощенные в мысль чувства, и, следовательно, читать их может только тот, кто перед этим ознакомился с его биографией и современной историей. Его книги – это комментарий, ключ к его жизни, их невозможно разделить, и это как раз является достоинством, а не недостатком. Я согласен, что чтение «Гулливера» человеком, который о Свифте не знает ничего, или знает совсем немного – занятие неблагодарное, скучное и вызывающее недоумение (помните как доктор Симпсон (Абдулов) в фильме Захарова отказывался читать эту книгу, потому что она скучная?). Однако я утверждаю, что читатель, знакомый хотя бы с десятком свифтовских биографий, посмотрит на «Гулливера» иными глазами. Конечно, намеки на конкретных лиц и события, особенно в первой части, желательно понимать, поскольку они сбивают с толку, но не более того, потому что это не так важно. Важно, что история Гулливера – это история самого Свифта, и это – личная книга. Гулливер начинает свои путешествия в 1699 году, и именно в этом году Свифт покидает Мур-Парк и начинает самостоятельную жизнь. Окончились же они в 1715, в году, когда Свифт окончательно вернулся в Ирландию. В Лилипутии ноги Гулливера были связаны девяноста одной цепочкой, прикрепленной к тридцати шести замкам, и именно девяносто один памфлет к услугам тридцати шести партий написал автор «Сказки бочки». Возможно, это признание того, что деятельность Свифта как политического памфлетиста приковывала его цепями к миру безумия и нелепости. И этот странный эпизод в третьей части, где рассказывается история струдльбрругов – неожиданное размышление о моральном праве человека на бессмертие автора, который всегда до этого писал памфлеты

---

на злобу дня. Другое обвинение критиков – это невыдержанность стиля, он различен не только по главам, но даже по страницам. Но эта книга писалась не как художественное сочинение, я уже говорил, что Свифт никогда не писал ради писания, эта книга своего рода духовное завещание, и какое дело здесь Свифту до стиля?

Почему Гулливер - доктор? Возможно, потому что он подобен единственному здоровому человеку, отправляющемуся в путешествие по миру сумасшедших. И в четвертой части он становится капитаном, потому что теперь сумасшедший – это он сам. В отличие от волшебных сказок, где герои постоянно дивятся чудесам, замкам и диковинкам, Гулливер никогда ничему не удивляется, он спокоен. Это своеобразный художественный прием, который говорит нам, что эта книга – вовсе не сказка. Гулливер совершенно уверен в нормальности того, что видит, потому что этот мир – безумен, нелогичен и безобразен, и он, Гулливер, это знает, чему же тут удивляться. Гулливер - в плену факта, он видит это таким, но читателю-то со стороны ясно, что все это нелепо и смешно, и тогда, возможно, читатель оглянется вокруг себя и подумает, а действительно ли мир, в котором он живет, и который его самого не удивляет, нормален? Конечно, утверждение, что Гулливер – это Свифт, слишком примитивно. Во-первых, Гулливеров четверо и все они разные. Например, в первой части Гулливер отказывается воевать с Блефуску, чтобы не делать рабами свободных людей, а во второй советует королю Бробдингнега открыть формулу пороха, чтобы тот держал своих подданных в страхе. Здесь Гулливер становится лилипутом первой части, в третьей же части он просто холодный наблюдатель, фиксирующий факты. Поэтому Гулливер не всегда является автором, т.е., Свифтом, а иногда превращается в обычного жителя Англии, со всеми предрассудками и пороками. «Гулливер» - это единственная книга, о судьбе которой Свифт беспокоится после ее издания, что он не делал никогда прежде. Это говорит, что Свифт считал ее важной для своей цели – исправления человеческого рода. В Дублинском издании было добавлено письмо Гулливера Симпсону, в котором есть такие строки «Уже более полгода, как книга моя служит предостережением, а я не только не вижу, чтобы она положила конец всевозможным злоупотреблениям и порокам, - по крайней мере, на нашем маленьком острове, как я имел основания ожидать, но и не слыхал, чтобы она произвела хотя бы одно действие, соответствующее моим намерениям».

Наибольшее количество споров и осуждений вызвала четвертая книга. Многие критики видели в изгнанном из Гуигнгнмии Гулливера вестника авторской ненависти к человечеству, доведенной до остервенения, презрения, доходящего до омерзения. Даже сэр Вальтер Скотт, большой почитатель Свифта и редактор первого научного собрания его сочинений, лишь с грустью констатировал наличие в четвертом путешествии клеветы на человеческую природу. Что же говорить о Теккерее, который объявил свифтовскую мораль ужасной, постыдной, трусливой, святотатственной. А в XX веке, когда у психологов появилась фрейдистская теория, они объявили у него комплекс отвращения к человеку (здесь следуют подтверждения биографические и социологические), которого он



не мог побороть (следует изложение теории Фрейда), Свифт хотел быть просветителем, но не смог (основание психологи находят в свифтовском ригоризме) и вообще родился поздно (следует доказательство, основанное на характере свифтовской логики) и т.д. и т.п. Я уже говорил, что свифтовская пародия – это не пародия на человека вообще, это пародия на человека философов. Точнее это даже не пародия, а самая, что ни на есть, правда. Эпоха Возрождения объявила Человека богом зримого мира, центром вселенной, открыла его бесконечные способности в титанах своего времени, а его красоту - в их творениях. Гуманизм был объявлен целью любой деятельности, но все эти призывы, и красоты потерялись по дороге, поистрепались в руках потомков. И вот, на словах и в книгах человек - венец божьего творения, а на деле – мерзость, грязь, глупость, подлость, ханжество. Свифту противны эти разговоры о гуманизме, это все прогнило насквозь, за версту разит фальшью и лицемерием. Философы и романисты поют дифирамбы некоему естественному человеку, хорошо, Свифт показывает им настоящего! Такого человека, который живет среди них, ходит по улицам, смотрит на этих гуманистов из зеркала.

Сразу же после смерти Свифта «Гулливер» стал выходить в «исправленном» виде, где резкости были удалены, некоторые места подчищены, другие изменены. Эти правленые издания пользовались большой популярностью и издавались на протяжении двух сотен лет громадными тиражами. Но были и прямые подделки. Как любое гениальное творение, подобно «Дон Кихоту», получившему поддельный второй том, «Гулливер» получил поддельный третий, напечатанный тем же форматом, что и первых два, без указания издателя. Там утверждалось, что том написан истинным автором «Гулливера», а в самом сочинении Гулливер второй раз путешествует в Бробдигнег, но писака, это сочинявший, быстро устал придумывать и скопировал текст из французской книги «История Северамбов». Это сочинение было деистического толка и потому уничтожено во Франции, понадеявшись на редкость книги, этот «истинный Гулливер», решился на плагиат. А совсем недавно, три года назад, была опубликована мерзкая современная подделка издательством «Институт социологии», которая называется «Эротические приключения Гулливера». В аннотации говорится: «Эта книга является единственным в мире изданием неизвестной рукописи Свифта, созданной им в 1727 году на основе глав и частей, изъятых первым издателем «Путешествий Гулливера» за их "откровенный и шокирующий характер"». Автор этой гадости, видимо, хотел позабавить публику «эротикой» и имел наглость на титуле поставить имя – Джонатан Свифт. Продолжений «Гулливера» действительно много, но на них, по крайней мере, стоят имена авторов. «Новые путешествия Гулливера» написаны аббатом Дефонтеном и повествуют о путешествиях сына Гулливера Жана. Этот Дефонтен был противником Вольтера и первым переводчиком «Путешествий Гулливера» на французский язык, изданных уже через год после английского издания (еще через год они появились на итальянском, а в 1776 году на русском). Но Дефонтен сократил и исказил текст, обратившись по этому поводу письмом к Свифту, который его извинений не принял, впрочем, его перевод выдержал свыше 170



изданий! Противник Дефонтена – Вольтер находился тогда как раз в Англии и рекомендовал эту книгу своим друзьям. После Дефонтена стоит длинный ряд подражаний и продолжений, которые невозможно перечислить¹²⁷. Только на английском языке существует сотня сочинений, в разном стиле под именем Гулливера, среди которых «Лилипутская библиотечка, или Гулливеров музей: полная система знаний для юношества в десяти томах, составленная Лилипутиусом Гулливером (1782)». Но вот отрывок: «Читатель, несомненно, удивится, что, вопреки печальному опыту и клятве никогда в жизни больше не путешествовать, я, тем не менее, в июле 1914 года вновь расстался с женой и детьми, чтобы в качестве военного врача двинуться на корабле «Бульверк» в воды Балтийского моря...». Да-да, именно в 1914 году! – это пятое путешествие Гулливера описал Фридьеш Каринти, венгерский юморист, который развлекался тем, что подделывал стили известных авторов. Это путешествие он опубликовал в 1916 году. Не знаю, насколько он хорошо подделал «неподражаемую» манеру Свифта, но шестое он издал через пять лет. Таким образом, Гулливер совершил еще два путешествия через двести лет, хотя еще в 1911 году Леонид Андреев похоронил капитана в рассказе «Смерть Гулливера». В 1936 году было опубликовано сочинение Георга Борна «Гулливер у арийцев», где высмеивались немецкие нацисты. Самое смешное, что Гулливер здесь уже профессор Эдинбургского университета и совершает путешествие в 541 году коммунистической эры¹²⁸, которую автор отсчитывает от Октябрьской революции и попадает на уединенный островок в общество 800 лучших арийцев, бежавших из Германии после крушения режима. В начале прошлого века испанский писатель Винсенте Бласко Ибаньес, написал роман «Женский рай», действие которого происходит в Лилипутии, куда попадает пятнадцатый человек-гора, считая с Гулливера - молодой американский инженер. Впрочем, эта книга – дань феминизму, к власти в Лилипутии и Блефуску пришли женщины, и настала эра всеобщего счастья. Я думаю понятно, какого рода было это счастье. В 1961 году Берман выпустил повесть «Путешествие по стране Автои» - тоже по свифтовским местам, а в 1973 году вышел «Новый Гулливер» чешского писателя Богумила Ржиги. А совсем недавно, в 2004 году, безвестным барнаульским драматистом Михаилом Смоляковым (видимо, псевдоним) была написана пьеса «Космические приключения Ивана Гулливера. По мотивам книжки Дж. Свифта». Таким образом, Гулливер стал самым живучим литературным персонажем. Во всей этой истории плохо, однако, одно – из серьезной, глубоко личной и великой книги сделали фарс. Это своего рода довесок к психологическим биографиям. Психологи сделали Свифта злым, но не могли ничего поделать с книгой, поэтому появились писаки, которые постарались ее уничтожить.

Комментарии:
¹²⁷ Небольшую роль в качестве переводчика при дворе султана Мангогула Гулливер сыграл в первом романе Дидро «Нескромные сокровища».
¹²⁸ Здесь уместно также вспомнить советский фильм «Новый Гулливер» где в Лилипутию попадает пионер Петя, а поскольку он пионер, а не зараженный классовыми предрассудками доктор Гулливер, то и ведет он
себя соответсвенно.



Теперь немного о переводах на русский язык. Самый известный и уже сложившийся перевод был выполнен Кончаловским и Яковенко и издавался трижды в 1889, 1901 и 1906 годах, но переводчики пользовались плохим английским текстом, изданным немецкой фирмой Таухница. Этот перевод был кардинально переработан Франковским, стал называться переводом под редакцией Франковского без указания имен первых двух переводчиков, и был издан издательством «Academia» в 1928, 1930 и 1932 годах. Этот перевод также был перепечатан «Художественной литературой» в 1947 и, в сокращенном виде, «Московским рабочим» в 1958. Была и другая редакция перевода 1928 года – Бабуха и Франковского, изданная «Художественной литературой» в 1935 году, и еще раз переработанная Франковским и напечатанная издательством «Academia» в 1936. Репринт был предпринят в 1967 и, с некоторыми правками, в БВЛ в 1976 годах. Наиболее удачным и точным является редакция, изданная в 1987 году, в которой исправления 76 года были отменены и сделаны кое-какие новые правки Чекаловым и Русецким. Этот перевод и является наилучшим. Как я уже сказал, было два издания, которые отличаются – первое лондонское и дублинское, которое всегда и издают. Но было бы неплохо в примечаниях, или в дополнении приводить места из первого. На мой взгляд, это важно, но никто этого никогда не делал. Я же рекомендую издание, выпущенное в свет издательством «ВИТА НОВА». Правда, утверждение в аннотации – «Издание сопровождается обширной статьей о творчестве Дж. Свифта и подробными комментариями» сильно преувеличено, зато здесь напечатано более четырехсот иллюстраций Жана Гранвиля – знаменитого иллюстратора, как ни странно, закончившего свою жизнь в сумасшедшем доме...





В этот время Свифт был в Лондоне. Что же привело его сюда? Кроме «Гулливера», это советы друзей снова попытаться обстроиться в Англии. Дублинский архиепископ Боултон предупредил письмом премьер-министра, что Свифт скоро будет в Лондоне. Пять месяцев проведет он здесь. И даже встретится за завтраком с Уолполом. Стол богато накрыт: здесь и дичь, и ветчина, и копченая рыба, и мармелад. Но перед Свифтом стоит только одно блюдо – овсянка. Мрачный старик, он сидит в черном длиннополом священническом одеянии в большом высоком кресле. Как пронзителен его взгляд! «Надеюсь, от пудинга вы не откажетесь, почтенный доктор. Наш английский пудинг - пища королей, а теперь он доступен каждому англичанину», - сказал сэр Роберт, разрезая пудинг, но мрачный гость поднял руку: «Благодарю вас, но я не ем английского пудинга!». Уолпол затрясся от злобы, но Свифт спокойно продолжал: «Прошу вас, сэр Роберт, вернемся к нашей беседе…». После этой встречи, Уолпол, как хитрый негодяй, попытался



опорочить декана, распустив слухи, что Свифту что-то предложено. На самом деле, за завтраком речь шла об Ирландских делах. Свифт понял это и написал письмо лорду Питерборо¹²⁹. Свифт встречается здесь со своими друзьями – Гейем, Болингброком (он вернулся из изгнания, дав взятку старухе Кенделл), Арбетнотом, живет у Попа в Твиккенхем. Он познакомился с наследником и принцессой, изложив ей просьбу о той тысяче фунтов, которую ему когда-то обещали, познакомился и с любовницей принца миссис Говард. В Лондоне ждать нечего, и Свифт вернулся в Ирландию, народ встретил его радостно: шествиями, кострами и фейерверками. Но через год Свифт снова в Лондоне, он пишет статьи для журнала Болингброка. Правительство забеспокоилось; Болингброк как политический журналист не был страшен, поэтому ему и разрешили вернуться, но Свифт… Что он опять задумал? Неожиданно умирает король Георг I, да здравствует король – Георг II! Король знаком с деканом, горячий поклонник его «Гулливера» и ненавидит Уолпола, королева к нему благосклонна, любовница короля Говард - близкий друг Свифта. Казалось, вот начало новой карьеры!

Но в это время Свифт совершает один неожиданный поступок – он едет на родину своих предков в Гудрич и ставит в местной церкви памятник своему деду викарию-роялисту Томасу Свифту. Этот жест был символичен, Свифту не импонировала роль невинной жертвы – гонимый литератор, непонятый и не пришедшийся ко двору министров. Нет, дело обстоит вовсе не так! Свифт гордился своим воинственным дедом, потому, что тот не просто оказался в дураках, а пострадал за дело. Судьба деда – обвинение современности, а судьба самого Свифта - ее продолжение. Все эти люди – король, министры, лорды, - все они по факту пожинают плоды кровавой революции. Не было бы ее, не было бы и их. Так почему же они забыли о потоках крови, жестокостях и мерзостях, которые являются основанием всего современного их благополучия? У этих господ короткая память, и Свифт им напоминает о корне памятником своему деду, это является и его ответом на возможные предложения нового короля. Свифт убегает из Англии, убегает от иллюзий, которые так долго его терзали, а поводом к этому явилось то, что Стелла при смерти. Теперь пришло время рассказать и о ней.





Комментарии:
¹²⁹ «… Мое желание видеть сэра Роберта не было вызвано никакими другими целями, кроме того, как изложить ему положение дел в Ирландии в подлинном свете. При этом не имелось в виду ничего, что касалось бы меня или кого-либо другого… Мое намерение оказалось совершенно ошибочным… Его представления никак не сочитаются с моей точкой зрения на свободу, которая всегда является неотъемлемым правом каждого человека…». В конеце письма была приписка с просьбой передать это письмо сэру Роберту.



Это удивительно, что в каждой книге о Свифте есть глава с подобным названием, тогда как мы об этом ничего не знаем. И если раньше мне приходилось разоблачать психологов, то здесь мне придется говорить больше о любителях романов или даже детективных романов. Эти любители делятся на два вида: первые - это современники Свифта, которым повезло и которые «шутили», пользуясь тем, что они современники, вторые же – это «мыслители», мастера дедуктивного (или, точнее, индуктивного) метода, которые распутывают сложные события, не выходя из дома. К глубокому сожалению вторых, они не могут сказать: «Я видел или слышал, как декан Свифт и т.д.», поэтому им приходится обходиться объедками со стола первых. Но зато они могут сыграть роль великих сыщиков, посрамить самого Холмса (ведь он не расследовал дел двухсотлетней давности¹³⁰), а кто хочет, сможет даже написать диссертацию по этому вопросу.

Как я уже говорил, в молодости Свифт был красив и, будучи студентом, много флиртовал, но никогда не переходил известных границ, по крайней мере, так пишут. Его мать боялась, что он увлечется некой Бетти Джонс, но та успела выскочить замуж за содержателя постоялого двора. Много лет спустя она обращается за помощью к Свифту, и он дает ей пять фунтов, «ради старинного знакомства». Во время своего пребывания в Ирландии, когда Свифт покинул Темпла, он увлекся мисс Джейн Варинг, сестрой его товарища по колледжу. Он дал ей поэтическое имя Варины. Первое любовное письмо ей Свифт написал девятнадцатилетним. Решив вернуться к Темплу, он пишет ей письмо, но Варина выжидает, секретарь - слишком неудачная партия. Прошло четыре года, Свифт опять возвращается в Ирландию. На этот раз он имеет твердый доход. Варина решает возобновить с ним отношения и Свифт делает ей предложение, но в такой странной форме, что принять его было невозможно. В этом письме Свифт перечисляет требования, совершенно мещанские – это издевка над меркантильностью Варины. Письмо заканчивается так: «Я буду счастлив принять Вас в свои объятия, независимо от того, красивы ли Вы и велико ли Ваше состояние. Главное - чистоплотность, и, кроме того, - достаточность средств, вот все, чего я от Вас хочу!». Варина ничего не ответила... О Варине мало известно, она находится в тени двух других женщин, и о ней редко вспоминают биографы. Возможно, она вышла замуж, родила детей и умерла на руках своих внуков, коротко говоря, жила обычной жизнью. Возможно... Если это так, то ей повезло, потому что две другие жили и умерли совсем по-другому.

Комментарии:
¹³⁰ Примечание издателя: автор ошибается – самое первое дело еще молодого Холмса, касалось поисков короны шотландского королевства.





Написал такое письмо Свифт потому, что рядом с ним уже была другая женщина, которая уже дала свое согласие на все требования анкеты. С Эстер Джонсон Свифт познакомился в Мур-Парке, когда ей было восемь лет, сам же он пишет, что шесть. Странно, но Свифт всегда путает ее возраст, что видно из «Дневника», а также из стихотворных поздравлений с днем рождения, может быть и случайно, но, скорее всего, умышленно. Зачем? Эстер была сиротой и жила у Темпла. Свифт дал ей имя Стелла – Звездочка, и стал ей наставником, потому что сам был старше на четырнадцать лет. Получив приход в Ларакоре, он уговорил переехать в Ирландию и Стеллу, вместе с ее компаньонкой Дингли. Что за отношения связывали Свифта и Стеллу? Кем она ему была – женой, любовницей или другом? Мы можем только гадать... Мы имеем опять-таки лишь небольшие факты. Стелла - очень красивая и очень умная женщина, к тому же, образованная – об этом постарался сам Свифт. Она из благополучной Англии переезжает в дыру, в полунищую и голодную Ирландию, переезжает только из-за Свифта, но нужно знать, какие рамки он ей поставил и что за жизнью она здесь живет! Стелла и Свифт никогда не живут под одной крышей. Когда Свифт уезжает, она вместе с Дингли поселяется у него в доме ради экономии. Если же он живет в Ларакоре, то они селятся по соседству. Кроме того, он никогда не оставался со Стеллой наедине и встречался с ней только в присутствии третьих лиц. Таковы условия отношений, продиктованные Свифтом раз и навсегда, и принятые Стеллой. Стелла – молодая, умная и красивая женщина, была окружена лицами духовного звания вдвое старше ее. У нее не было другого выхода, незамужняя женщина не могла общаться с кем-либо еще, не скомпрометировав себя.



Добавить к этому, что ее никогда не оставляла компаньонка Дингли – болтливая, недалекая, суетливая и эгоистичная, она ничего не представляла из себя во всех отношениях, что делало уединенную жизнь Стеллы более тягостной. Финансовое положение компаньонок было печальным, и наступил момент, когда Свифт стал им выплачивать определенную сумму, которую увеличил, после назначения деканом. Свои письма, проникнутые искренней и глубокой привязанностью, Свифт пишет Стелле, но адресует их Дингли. Даже в письмах они не могли оставаться одни. Сдержанность, несвойственная молодым девушкам, стала ее второй натурой, поэтому вела она себя с достоинством. Все биографы Свифта, знавшие Стеллу, говорят о ней с уважением. Почему же Стелла терпит такую жизнь? Только ли из-за благодарности к бывшему учителю? В 1704 году ей сделал предложение знакомый Свифта Уильям Тисдал. Свифт был в Лондоне, и тот написал ему, прося разрешения. Свифт в ответ одобрил его решение и написал, что если бы средства и склонности позволили ему жениться, то он бы выбрал Стеллу. Он также пишет, что его склонность к Стелле не должна быть препятствием и что «время лишает девственницу привлекательности в глазах всех людей, кроме меня». Что Свифт сказал самой Стелле, неизвестно, но она ответила отказом, под влиянием ли Свифта, или по собственному разумению. Нужно добавить, что Свифт впоследствии старался уязвить и унизить бывшего поклонника Стеллы, что позволяет сделать предположение, что письмо Тиздалу было неискренним. Многие, знавшие Свифта и Стеллу, говорят, что она безумно его любила. Граф Оррери утверждал, что они состояли в тайном браке, и что венчал их в 1716 году епископ Клогерский. По его словам, произошло это так – Стелла вдруг впала в тоску и заболела. Свифт, не решаясь спросить сам, послал к ней епископа Клогерского, и Стелла передала через него, что устала ждать и хочет, чтобы Свифт женился на ней. Свифт согласился, но выдвинул условие – брак должен быть абсолютно тайным. Другой знакомый Свифта, Дилени, подтверждает, что Свифт и Стелла состояли в тайном браке, что Свифт на людях никогда не признавал ее своей женой. Дин Свифт тоже утверждает, что брак был заключен в 1716 году, и добавляет, что этот брак ничего не изменил в отношениях Свифта и Стеллы и остался целомудренным, они продолжали видеться только на людях. Вальтер Скотт в биографии Свифта рассказывает со слов жены Дилени, что непосредственно после бракосочетания состояние Свифта было ужасным, он был настолько мрачен и взволнован, что Дилени решил поделиться своими опасениями с архиепископом Кингом. Когда он входил в его библиотеку, мимо него промчался, не произнеся ни слова, Свифт, а лицо его выражало полное отчаяние. В самой библиотеке он застал Кинга, в слезах, и на вопрос, что случилось, получил ответ «Вы сами только что видели самого несчастного человека на свете, но никогда не спрашивайте о причине его несчастья»¹³¹. После бракосочетания Свифт не выходил из комнаты и ни с

Комментарии:
¹³¹ По другой версии эту фразу произнес сам Свифт. Дейч и Зозуля считают, что его состояние объясняется тем, что Свифт вдруг понял, что уже не сможет связать себя с Ванессой, к которой он чувствовал большую склонность. Что впрочем, является обычным домыслом, который эти замечательные биографы взяли у Веселовского: «Есть предание, что Свифт во время обряда был сильно взволнован, и, выходя, сказал двум



кем не виделся несколько дней. Несмотря на такое количество свидетельств, частью сомнительных (Кинг и Свифт были на ножах), мы все-таки не знаем, был ли брак¹³². Если ничего не изменилось, зачем был нужен брак? Кто был его инициатором? Возможно, это была Стела, и возможно, это случилось из-за... соперницы.





Этой соперницей, тоже безумно любившей Свифта, была Эстер Ваномри, которой Свифт дал имя Ванессы. Живя в Лондоне несколько лет, Свифт пользовался поистине тиранической властью над женщинами, но они почему-то все равно к нему тянулись. Веселовский, вспоминая знаменитую картину Свифта того времени, называет взгляд его умных голубых глаз, взглядом василиска. Вальтер Скотт рассказывает один случай. Свифт поехал обедать к графу Берлингтонскому, который незадолго перед тем женился. Граф, желая, как полагают, немного развлечься, не представил его своей супруге и даже не назвал его имени. После обеда настоятель сказал: «Леди Берлингтон, говорят, вы превосходно поете; спойте мне что-нибудь». Графине эта просьба доставить ему

Комментарии:
друзьям: "вы видите несчастнейшего из людей, но не выпытывайте у него никогда причины его горя". Обручение отнимало у него последнюю надежду соединиться с Ванессой, и в его отчаяние не трудно поверить».
¹³² Многие биографы отрицают факт заключения брака. Первым это сделал в 1820 году Монк Мэсон в книге «History and antiquities of cathedral church of St. Patrick», что привело всех последующих исследователей, включая Луначарского, в лагерь отрицателей этого брака. Но Крейк («The life of J. Swift», pp 523-29) собрал ряд надежных показаний и документов, позволяющих решить вопрос в положительном смысле.



удовольствие, выраженная в столь бесцеремонной форме, была неприятна, и она решительно отказалась. Тогда Свифт заявил, что все равно заставит ее петь. «Право, сударыня, кажется, вы принимаете меня за одного из ваших бедных английских попов, которые проповедуют оборванцам. Извольте петь, когда я вас прошу!». Поскольку граф при этом только рассмеялся, его жена от досады разразилась слезами и ушла. А когда Свифт снова встретился с ней, то первым делом любезно осведомился: «Скажите, сударыня, вы все такая же гордая и злая, как в то время, когда мы в последний раз виделись?» Она ответила добродушно: «Нет, достопочтенный настоятель, если хотите, я вам спою». И с тех пор между ними сложились дружеские отношения. (Теккерей приводит этот случай в оправдание своего тезиса, что если Свифту дать отпор – он поднимает руки кверху.) Молодая девушка Эстер Ваномри не избежала общей участи. В то время как Свифт провел в Лондоне несколько лет, он посылает Стелле письма в виде дневника, где очень детально описывает каждый день, но в этом дневнике об Эстер Ваномри он упоминает лишь трижды, не называя ее по имени. И это притом, что он часто обедает у нее, у нее в доме ему отведен кабинет, где он хранит одежду, отдыхает и дважды в день переодевается, если живет в Челси, а не в Лондоне. Почему, такой обстоятельный в описании мелочей, он умалчивает о Эстер Ваномри? Почему он виновато объясняет в письмах каждое посещение дома ее матери (ведь Свифт ходит именно к ней)? То погода скверная, то ему необходимо пообедать поблизости, то чувствовал неважно, то затащили друзья? Почему он старается снять квартиру рядом? До 1707 года семейство Ваномри жило в Дублине, следовательно, все прекрасно знали, что у мадам Ваномри – две молодых дочери, а, следовательно, знала и Стелла. Мы не имеет на руках писем Стеллы, потому что Свифт уничтожил их перед отъездом из Лондона, но, по всей видимости, она спросила, почему он так часто посещает этот дом. И этот вопрос вызвал раздражение и даже гнев. Свифт ответил, что им (т.е., вместе с Дингли) прекрасно известно, где он обедает, потому что он пишет об этом каждый день. Видимо, Стелла еще раз поинтересовалась, чем его так привлекает общество в доме Ваномри, и Свифт оправдывается, что это избранное общество и т.д. Но так ли это? Я уже упоминал о расходной книжке Свифта? Так вот, по ней мы можем сравнить письма Стелле и его платежи. Оказывается, Свифт бывал в доме Ваномри значительно чаще, чем писал, мало того, он прямо врет, что обедал у приятеля или играл в карты в то время, когда обедал с Эстер в дорогом ресторане Понтэка! Но, как видно из писем Ванессы, Свифт не совершил ничего предосудительного, и отношения с Ванессой у него были такие же целомудренные, как и со Стеллой. Частые посещения могли повредить репутации Эстер, но Свифт убедил ее, что если совесть чиста, то нечего бояться и слухов. Позже она ему напомнит эти слова... Ванесса была на 20 лет моложе Свифта и на семь - Стеллы. Ванесса была симпатичной, но не такой красавицей, как Стелла и, в противоположность ей, импульсивной и склонной воспринимать жизнь трагически. У Ванессы был развитый ум, и потому щеголи ее не интересовали. В отличие от Стелы, Ванесса была способна на



неожиданный поступок и не могла сдерживать свою страсть, поэтому Свифту нужно было быть начеку. Ванесса была натурой незаурядной, а любовь лишь увеличила ее духовную проницательность и желание во всем уподобляться своему божеству, как она называла Свифта. Она стала читать его любимые книги, интересоваться политикой и писать ему стихи. Стихи эти, бесспорно, талантливее стихов Стеллы. Знала ли Стелла о Ванессе? Но Ванесса точно знала о Стелле и о том месте, какое она занимает в жизни Свифта, и прекрасно понимала, что ей в ней отведен лишь небольшой клочок, но она была согласна и на такие условия. Свифт уезжает в Ирландию, через три месяца за ним приезжает Ванесса. В какое положение попал Свифт! Тернстайл-элли, на которой жила Ванесса, была расположена очень близко как от деканата, так и от Кейпел-стрит, где жила Стелла. Через полтора года и состоялся тайный брак, если он имел место. Тут возникает другой вопрос, почему Свифт, согласившись на брак, не пожелал сделать его настоящим? Многие – Оррери, Дилени, Теккерей и Левидов считали Стеллу, внебрачной дочерью Темпла. Отец не неизвестен, а отчим был управляющим у Темпла. Почему Темпл завещал ей тысячу фунтов и земли в Ирландии, что вызвало всеобщее удивление? Почему Дингли, родственница Темплов, согласилась на роль компаньонки бывшей служанки? Почему служанка никогда не выполняла обязанности служанки? Дилени идет дальше – Свифт, похищение его кормилицей, странное воспитание вдали от матери, служба в доме Темплов, к которой он постоянно возвращается. Коротко говоря, Дилени считает, что только после заключения брака Стелла и Свифт узнали, что они сводные брат и сестра, что делало реальный брак – инцестом. Хотя все это не доказывается никакими фактами. Дин Свифт категорически отвергает подобные догадки и считает сам, что подобный брак был неравен и Свифт боялся злобы своих врагов. Вальтер Скотт же полагает, что брак не мог быть реальным из-за патологического отвращения Свифта к женщинам, а именно к физиологической стороне. Тут мне вспоминается странная вставная новелла о физическом отвращении Гулливера к фрейлинам в стране великанов. Другие считают, что причиной этому является нежелание Свифта иметь потомство из-за боязни передать ему безумие - «в моей крови заключено нечто такое, что ни один ребенок не должен унаследовать». Есть еще одно предположение – Свифт не хотел потомства потому, что боялся будущего. Левидов приводит свою версию – Свифт неоднократно заявлял о том, что не одобряет институт брака, так что все просто, он лишь следовал своим убеждениям. Киреев, считает, что Свифт - первый, кто прошел жутковатый путь, когда рациональное начало, убило начало эмоциональное, и что он не любил ни Стеллу, ни Ванессу. Странно, что никто не обратил внимания на одно место в «Гулливере», а именно, когда король приказал выследить и поймать корабль, чтобы найти Гулливеру женщину его роста для размножения. Мысль, что его потомство будет выращиваться на продажу для развлечения публики, привела того в ужас. Впрочем, некоторые биографы усмотрели в одном письме Свифта к Ванессе намек на то, что у них есть сын. Существует и фольклорная легенда о Свифте, женщинах и его детях – двух сыновьях, один из которых был по прозвищу



Огневой. Многие биографы также воспроизводят слухи о таинственных незаконных детях Свифта, но об это не стоит говорить серьезно. Мы никогда не узнаем, был ли заключен брак со Стеллой, но с приездом Ванессы драматизм только усилился. Ванесса жила то в Дублине, то в Селлбридже, что было по пути Свифту, когда он направлялся в Ларакор, и, однако, в течение первых шести лет они видятся только в Дублине. Ванесса вела чрезвычайно уединенный образ жизни, проводя время в обществе больной сестры и предаваясь печальным размышлениям. Такая жизнь только способствовала тому, что она сосредотачивалась на безнадежном и мучительном чувстве. Свифт взывал к ее благоразумию, но его упреки на нее не действовали, что временами приводило его в ярость. Ванесса не могла ничего с собой поделать, любое ласковое слово Свифта или обещание приехать, и она счастлива. Дважды она отказывает женихам,¹³³ после смерти сестры она остается в полном одиночестве. Ее безропотность и то, как терпеливо она переносила это состояние в течение целых восьми лет, объясняется ее благоговением перед Свифтом. Дин Свифт пишет, что в апреле 1723 года Ванесса узнала, что Свифт женат на Эстер Джонсон и написала ему письмо, а Томас Шеридан говорит, что она написала самой Стелле. Вальтер Скотт описывает, что случилось это так: «Однако нетерпение Ванессы взяло, наконец, верх, и она отважилась на решительный шаг - сама написала миссис Джонсон и попросила сообщить, какой характер носят ее отношения со Свифтом. Стелла ответила, что они с настоятелем связаны браком; и, кипя негодованием против Свифта за то, что он дал другой женщине такие права на себя, о каких свидетельствовали вопросы мисс Ваномри, Стелла переслала ему письмо соперницы и, не повидавшись с ним и не ожидая ответа, уехала в дом мистера Форда, близ Дублина. Результат известен всем читателям. Свифт, в одном из тех припадков ярости, какие с ним бывали и в силу его темперамента и по причине болезни, тотчас отправился в аббатство Марли. Когда он вошел в дом, суровое выражение его лица, которое всегда живо отражало кипевшие в нем страсти, привело несчастную Ванессу в такой ужас, что она едва пролепетала приглашение сесть. В ответ он швырнул на стол письмо, выбежал из дома, сел на лошадь и ускакал обратно в Дублин. Когда Ванесса вскрыла конверт, она нашла там, только собственное письмо к Стелле. Это был ее смертный приговор. Она не устояла, когда рухнули давние, но все еще лелеемые ею надежды, которые давно наполняли ее сердце, и тот, ради кого, она их лелеяла, обрушил на нее всю силу своего гнева. Неизвестно, долго ли она прожила после этой последней встречи, но, по-видимому, не более нескольких недель». Однако так пишет Оррери, можно ли ему верить? Ведь все это происходило без свидетелей. Известно лишь, что через три месяца после этого Ванесса умерла от неизвестной причины... За это время она переделала завещание, в котором все было завещано Свифту, теперь ее наследник – почти незнакомый ей Джордж Беркли, будущий философ. В новом завещании имя Свифта даже не упомянуто. Дилени говорит, что она завещала Беркли опубликовать поэму, посвященную ей Свифтом и их переписку.

Комментарии:
¹³³ Это были декан Винтер и доктор Прейс архиепископ Кешельский.



Ванессу обвиняли в мстительности, но это на взгляд психологов. На взгляд же честных людей, она просто хотела оправдаться перед миром, показав, что действительно любила декана. Она была похоронена в церкви Сент-Эндрю, но в 1860 году церковь сгорела, и ее могила не сохранилась. Уже в полночь, в день ее смерти Свифт решает уехать. После ее похорон он покидает Дублин, не оставляя никому адреса, по которому его можно найти, и путешествует без цели по южным районам Ирландии. Письма Свифта к Ванессе очень быстро были подготовлены к печати, но Томас Шеридан отговорил печатать их и тем уберег Стеллу и Свифта от тяжких переживаний. Ведь в этих письмах Свифт пишет Ванессе, что все остальные женщины по сравнению с ней – дуры в юбках. Путешествуя уже месяц, Свифт пишет Шеридану: «В Дублине ли обе дамы? Здоровы ли они?». Следовательно, в течение полугода Свифт и Стелла не поддерживали никакой связи. Возможно, Свифт хотел помочь ей прийти в себя и успокоиться самому. Стелла вернулась в Дублин осенью, но тут ее ждала еще одна неожиданность – была напечатана поэма Свифта «Кадениус и Ванесса». Печальные дни наступили для Стеллы, она узнала, что Свифт не только таил от нее много лет отношения с другой женщиной, но и воспел ее почти в тех же словах, что писал ей. Поэма имела успех, и вокруг все говорили о ее героине, но каково Стелле было это слушать? Дилени рассказывает, что один раз на обеде у Форда зашел разговор о поэме, и один человек, не знавший характер отношений Стеллы и Свифта, сказал, что эта Ванесса должна быть незаурядной женщиной, если вдохновила Свифта на такие стихи. При этих словах Стелла улыбнулась и ответила, что всем хорошо известно, что декан может прекрасно описать даже палку от метлы. Тяжело ей было поддерживать самообладание, скоро Стелла слегла. Свифт был тогда в Лондоне. Его почему-то больше всего пугала мысль, что Стелла умрет в его доме, но развязка затянулась. Когда ее состояние ухудшилось, Свифт немедленно едет в Ирландию. Он застал ее в живых. Склонясь над постелью умирающей, он прошептал что-то, и Стелла ответила: «Слишком поздно...». Предполагают, что он хотел огласить брак. Через несколько дней Стелла умерла. Откуда это известно? От некой дамы Марты Уайтвей, которая была в соседней комнате и которая услышала ответ Стеллы, домыслив предложение Свифта огласить брак. Но, увы... В конце января 1728 года Марты Уайтвей не было в Дублине! Есть и другой рассказ – Шеридана, он утверждает, что в одной из последних бесед Стелла умоляла Свифта огласить брак, на что он ответил категорическим отказом. Что же мы об это знаем? Когда Свифту сообщили о смерти Стеллы, у него были друзья, и ему пришлось терпеть свое горе в их присутствии. Когда они ушли, он тут же сел писать заметки о ней. Во время похорон, которые совершались, по обычаю того времени, ночью, Свифта перевели из спальни в другую комнату, потому что из нее не было видно поминальной процессии и свеч в соборе. На похоронах он не присутствовал... Его недоброжелательные биографы обвинили его в слабости или черствости, но кто знает, что у него было тогда на душе. Через восемь лет он составил список лиц, которые ему были близки и которые умерли или пока живы, но там нет имен ни Стеллы, ни Ванессы,



ни среди мертвых, ни среди живых. После смерти Свифта среди его бумаг был обнаружен конверт с прядью волос, на нем рукой Свифта было написано: «Волосы женщины, только и всего». Вот пример, пишет Скотт, стремления настоятеля скрыть свои чувства под маской циничного равнодушия. Чьи это были волосы? Стеллы? Ванессы? И кто из них был ближе Свифту? Все судят об этом по-разному. Но бесспорно, что образ Ванессы более трагичен. Марк Твен, читая Теккерея, напротив места, где тот ругает Ванессу, приписал: «В истории этой несчастной, безобидной, печальной, толстой девушки заключено для меня нечто трогательное». А вот как описывает посещение ее жилища Вальтер Скотт: «Аббатство Марли близ Селбриджа, где жила мисс Ваномри, действительно имеет вид настоящего монастыря, особенно снаружи. Дряхлый старик (по его собственным словам, ему было за девяносто) впустил моего корреспондента внутрь. Он был сыном садовника миссис Ваномри и еще ребенком работал с отцом в саду. Он хорошо помнил несчастную Ванессу; и то, что он о ней рассказывал, совпадало с общеизвестным описанием, особенно в том, что казалось ее embonpoint. Он сказал, что она редко уезжала и почти ни с кем не виделась; обычно она проводила время за чтением или в прогулках по саду... Она избегала людей и всегда была печальна, кроме тех случаев, когда приезжал настоятель Свифт, - тогда она становилась веселой. В саду невероятно густо разрослись лавры. Старик сказал, что когда мисс Ваномри ожидала настоятеля, она всегда своими руками сажала несколько лавров к его приезду. Он показал место, где она любила сидеть, - оно до сих пор называется «беседка Ванессы». Три-четыре дерева да несколько лавров отмечают это место... Из беседки, где стояли два стула и грубый стол, открывался вид на Лиффи... По словам старого садовника, в этом уединенном месте настоятель и Ванесса часто сидели вдвоем, а на столе перед ними лежали книги, перья, бумага». Именно здесь Ванесса писала свои последние письма Свифту: «Если у вас осталась хоть капля жалости ко мне, скажите об этом как-нибудь помягче. Нет-нет, лучше не говорите, чтобы это не стало причиной моей мгновенной смерти, но и не обрекайте меня на жизнь, которая подобна мучительному угасанию, потому что это единственное, что мне остается, если вы утратили всю вашу нежность ко мне...». Биографы почему-то с неприязнью относятся к Ванессе. Но из всех фактов, которые они приводят, чтобы опорочить ее, правдой может быть только один – перед смертью она отказалась исповедоваться. Это могло иметь место, ведь Богом для нее являлся Свифт. Она говорила, что не может верить в воображаемое существо, если видит его воплоти. «Любовь, которую я питаю к вам, заключена не только в моей душе: во всем моем теле нет такой мельчайшей частицы, которая не была бы ею проникнута», «Стоит вам нахмуриться, и жизнь невыносима для меня!». Естественно, Ванесса ждала ответа. А что Свифт? «Я не стану отвечать вам и за миллион». Все письма Свифта Ванессе пишутся иносказаниями, но не письма Ванессы. Ужас и благоговение испытывала она перед деканом, а своего гнева он ее удостаивал часто. «Невозможно описать, что я пережила с тех пор, как виделась с вами в последний раз. Пытка была бы для меня легче этих ваших



убийственных, убийственных слов», «Вы бежите от меня и не приводите никаких других объяснений, кроме того, что нас окружают глупцы, и мы должны покориться обстоятельствам». Что же, она согласна на все. «Если ты очень счастлив, не будь таким злым, напиши мне об этом». Могила Ванессы не сохранилась, а Стелла и Свифт похоронены в одной.

На эту тему написана пьеса Йейтса, которая называется «Слова на оконном стекле». В 1994 году по этой пьесе был снят фильм. Я постараюсь коротко пересказать. «Молодой ученый Джон Коберт, интересующийся судьбой Свифта, попадает на спиритический сеанс, который проходит в той самой комнате, где жила Стелла и где на оконном стекле сохранилось ее стихотворение на день рождения Свифта. Некая дама хочет вызвать своего утонувшего мужа, но вместо него возникают образы Свифта и Ванессы. Кроме Коберта, их, естественно, никто не узнает. Ванесса говорит Свифту о своей любви, о том, что не может совладать с собой, что хочет от него детей, что он стареет и будет одинок. Страшась его гнева, она приникает к земле, и локоны ее касаются пола, а Свифт в муке восклицает: «Чтобы я помогал тем самым множить подлость и мошенничество в мире?! О Господи, сделай так, чтобы я оставил не потомству ничего, кроме ниспосланного мне небесами разумения!». Затем Ванессу сменяет Стелла... Свифт спрашивает ее, не причинил ли он ей зла, ведь у нее нет ни мужа, ни детей, а она отвечает ему, что всем довольна. Сеанс окончен, а медиум все продолжает говорить голосом Свифта слова пророка Иова...».

Но и это не конец... В 1835 году, когда в Дублине, в соборе св. Патрика, велись какие-то работы, останки Свифта и Стеллы были подвергнуты эксгумации. И ... их черепа передавались из дома в дом людьми, совершенно не имеющими к этому отношения, а гортань Свифта кто-то попросту украл.

ОБЪЯВЛЕНИЕ:

Третья и последняя часть будет повествовать о смерти доктора Свифта, поскольку после смерти Стеллы его жизнь превратилась в длительную агонию. А так как смерть всегда людей интересует больше, чем жизнь, и многие, уже подписавшиеся, сделали это только ради удовольствия прочитать о смерти, то и цена на последний номер соответственно вырастает в десять раз.












Мне бы не стоило вообще писать эту третью часть, потому что все биографы, расположенные к Свифту, останавливались на этом месте, недоброжелательные же, напротив, отсюда начинали. А поскольку последних намного больше, то обыватели знают Свифта именно по этому периоду его жизни - от смерти Стеллы и до его собственной смерти. Первые биографы, Оррери и компания, знали Свифта как раз в это время и заполнили свои писания множеством анекдотов, которые у многих пользуются популярностью. Поскольку я эти анекдоты не люблю и уверен, что многие из них просто выдуманы, то эта часть будет очень короткой.

В одном из писем Свифт писал – «жизнь – это трагедия: какое-то время мы наблюдаем за ней из зрительного зала, затем поднимаемся на сцену сами». Так произошло и с ним самим. После радужных надежд в Лондоне – скучная и мрачная Ирландия, никакого просвета, смерть двух любимых женщин. Затем по одному он теряет своих друзей, как пишет сам – «потеря друга, похожа на потерю кошелька, когда мы проверяем, что же у нас осталось на черный день? И оказывается не так много». Свифт все еще много гуляет - «здоровье в отличие от жизни поберечь стоит». Но больше времени Свифт проводит дома, он стал много читать. Он занят делами большого деканата. Свой собор Свифт превратил в независимую церковную единицу, хотя формально над ним стояли епископы, но они боялись вмешиваться в дела этого странного человека. Сам же Свифт повторял про них такую шутку – все английские священники не доезжают до Ирландии, по дороги их убивают воры, надевают их одежду и прибывают для исполнения обязанностей. Однажды Свифт заметил, что могильные плиты в соборе св. Патрика



истерлись, а монументы разрушились. Поскольку Свифт всегда требовал почтения к предкам, то он пишет письма родственникам, друзьям и наследникам покойных с требованием немедленно прислать деньги для ремонта памятников, в противном случае они будут отремонтированы за счет прихода, а адресаты писем будут помянуты недобрым словом в новых надгробиях. Подобное же требование было отправлено и королю Георгу II, когда же тот не соизволил отозваться, на одной из плит было высечено замечание о скупости и неблагодарности короля. Какой епископ, не побоялся бы указывать такому суровому декану? Королева, в бытность принцессой Уэльской, была расположена к Свифту и обещала облегчить положение Ирландии, когда станет королевой. Но Свифт был далеко, а рядом наушничали Уолпол и клика. Для того чтобы скомпрометировать Свифта, эти умельцы посылали королеве подложные письма очень резкого содержания от его имени. Одно из таких эпистол ему переслал Поп, в этом письме стояло имя Свифта, но подчерк был поддельный. «Неужели королева считает меня таким дураком?» - сказал Свифт, прочитав его. Свифт знал, что за этим стоит Уолпол, а потому нанес тому два удара свирепыми сатирическими поэмами - «Рапсодией о поэзии» и «Посланием к одной даме». Уолпол был в бешенстве и решил наконец-то расправиться со своим старым и опасным врагом. Ему были нужны официальные доказательства, и он их получил от Пилкингтона, который предал своего благодетеля¹³⁴, разоблачив авторство Свифта. Но, к злобе премьер-министра, все юристы в один голос заявили, что в поэмах нет ничего такого, за что Свифта можно было бы преследовать по суду, и что он, без сомнения, будет оправдан. Декан с сожалением узнал, что Уолпол отказался от преследования, ведь это был бы суд не над Свифтом, а над самим Уолполом.

Со смертью Стеллы жизнь Свифта изменилась, стали реже воскресные приемы, где она председательствовала, не было и серьезных сочинений. Свифт пишет, но пишет странные пустяки. «Vive la bagatelle!» - таков его девиз, который он любил повторять в это время. К таким пустякам, например, относится сочинение «Полое собрание вежливых и остроумных разговоров в трех диалогах, согласно дворцовой и салонной практике». Он чувствует, что проиграл – и в деле исправления человеческого рода, и в деле свободы Ирландии. «В роли гуманиста я выступать более не намерен, ибо гуманоидов я ненавижу больше, чем жаб, гадюк, ос, лис». Нельзя с помощью логики сделать народ свободным, поэтому через год он пишет непохожее на письма Суконщика сочинение – «Скромное предложение, имеющее целью не позволить детям ирландских бедняков превратиться в бремя для своих родителей и своей страны и обратить их в источник дохода для общества». Еще в 1727 году из-за дороговизны хлеба, многие семьи покидали свои дома в поисках пищи, сотни людей погибли от голода. Картофель был съеден за два зимних месяца. А в 1728 и 1729 годах случился неурожай картофеля, что обрекло на вымирание

Комментарии:
¹³⁴ Жена этого Пинкилгтона втерлась в дом к Свифту, а затем привела и мужа Мэтью, который впоследствии получил от декана должность, которой домогался. Миссис Пинкилгтон – одна из стаи коршунов и первых лживых биографов Свифта.