Не знаю, был ли кто-нибудь на книжном рынке на Петровке в советское время. Вся левая часть рынка (единственная тогда) была занята приличными книгами, сейчас здесь вещевой рынок, а книжный уже давно перенесли в правую часть, тех же, кто торгует книгами по истории, философии, ЛП и т.д. загнали в самый конец. Постепенно их число сокращалось, а когда я там был два года назад, я узнал только одного. Так вот все они прекрасно знали, что я не читаю компиляций и поэтому никогда их мне не предлагали. Так получилось, что Моммзен это первая книга не «источник», которую я прочитал. Один мой товарищ убедил меня что Плутарх, Диодор и Дионисий тоже компиляторы, только


жили они раньше к описываемым событиям, чем Гиббон или Ферерро. Моммзен где-то жалуется, что в его время люди не знают римской истории. Это он имел в виду таких, как я, которые свято хранили веру в сказки, рассказанные Дионисием, Ливием и в басни из SHA (Моммзен пишет, что доверять этому сборнику может только тот, кто ни на грамм не образован, хотя сам же часто на него ссылается, особенно в пятом томе). Интересно что бы он сейчас сказал по поводу знания римской, да и любой другой истории...

Целых полгода я очень медленно и внимательно читал его «Историю», все пять томов, включая и интерполированный четвертый. Книга написана очень неровно ни по стилю, ни по содержанию. То он впадает в скучные юридические подробности и пишет сухим научным стилем, то пишет историю как роман, здесь ему удаются и образы и описания, которые заслуживают похвалы. Руссо писал тоже неровно, но у него это зависело от настроения и вдохновения, а у Моммзена это зависит от того, интересна ему эта тема или же человек, или нет. Начинается она с переселения древнейших племен в Италию. При всем желании я не смог ему поверить, что об этом может быть известно что-то историку. Далее мне с сожалением пришлось расстаться с царем Ромулом, а потом и с остальными царям, кроме Тарквиния. Оказывается, не было ни Валерия, ни Камилла и весь рассказ об освобождении Рима выдумка позднейших патриотических историков типа Катона, которые, не имея налицо исторических фактов, выдумывали их на продажу. Вместо же Рима Ливия, Моммзен нарисовал какую-то мерзкую деревушку на двух холмах. Где случился переход от мифических личностей к историческим, я не помню, но я был удивлен, я ждал, что мне придется расстаться и со Сципионами и с Цезарем. Как я уже сказал, на Моммзена находит вдохновение, когда он пишет о людях, которые ему интересны. Например, о Гае Гракхе... Я с удовольствием прочитал этот отрывок из-за стиля, но у меня осталось неприятное чувство, что этот его Гракх фикция моммзеновского воображения. Он о нем пишет так, как будто знаком с ним лично, знает его характер, мысли и цели. Было ощущение, что я читаю исторический роман, а такие вещи я не люблю. Я просмотрел Плутарха и Аппиана и нигде не нашел откуда Моммзен его срисовал. И такое было не только с ним, а например, и с Цезарем или Антонием. Но здесь у него было хотя бы больше материала. Тот образ Антония, который я составил по его античным биографиям совсем не походит на нарисованный Моммзеном, я оставил себе своего Антония, он мне больше нравиться. А вот в отношении Клеопатры, Брута и Ганнибала мы сошлись. Про Ганнибала, к сожалению, он писал постольку, поскольку это касалось истории Рима. Сильно дополнил я свой образ царя Митридата, а также Суллы и Мария. Но с оценкой Катона, как античного Дон-Кихота, я не согласен. Правда Моммзен не всегда его ругает, а например, в деле откупов хвалит, как раз там, где его ругает Цицерон. Ну а на Катонову смерть никто не посмеет поднять руку. Каждый раздел первых двух томов заканчивается скучными главами об экономике, праве и внутренней политике. Даже о литературе и искусстве он пишет скучно и неинтересно. В римском праве Моммзен чувствует себя как рыба в воде и становится до неприличия многословен.

Третий том, возможно, самый главный, но он несколько подпорчен идеями фикс автора. Например, эта странная отрицательная оценка Цицерона. Достаточно прочитать письма Цицерона к Аттику, чтобы убедиться, что он не был уж совсем слеп в политике. Вторая идея фикс – это исключительная историческая роль Цезаря, который, оказывается, перенял и воплощал в жизнь идею Гая Гракха о всемирной монархии и как ни странно был носителем демократических идей. Когда поступки одного человека на протяжении всей жизни объясняют одной идеей и одним жизненным планом, все это мне напоминает разбор произведений классиков в школе «Что хотел сказать Тургенев, одев Герасима в красную рубаху?». Ну и третья идея, которую не приняли в научном мире это диархия прицепса и сената, которую Моммзен считает продолжавшеюся, как сам принципат, до реформы Диоклетиана. Сам Моммзен сказал, что написал свой труд, чтобы помочь образованным людям, уже знакомым с римской истории разобраться в ней. Это действительно так по большей части, здесь перед нами цельное здание, которое можно окинуть одним взглядом, раньше же я мог видеть только его части. Правда лет десять назад, я предпринял попытку прочитать всех историков в последовательности, что и сделал Ливий (Дионисия у меня тогда не было), Цезарь, Светоний, Тацит, SHA, Геродиан, Марцеллин, Прокопий, Агафий, Симмоката и параллельно греческих – Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Арриана с Курцием, Плутарха. Конечно, целостного впечатления у меня не получилось. Но с другой стороны, когда историк вместе с фактами, предлагает свою теорию «масонского заговора»... Это один из недостатков современных исторических сочинений, как и ненужные подробности, о которых непонятно как узнал автор. Некоторые называют это «немецкой псевдонаучностью». Можно конечно порассуждать, что такое история. Многие об этом писали – от Лукиана до Монтеня. Кто-то говорит, что историк обязан сообщать все, что знает. Наподобие китайских историков, я имею в виду тот рассказ у Гельвеция, когда китайский император, совершив преступление, запретил историкам его записывать, но они записали, он их казнил, записали другие, он казнил и этих... Китайцев много, в конце концов, он сдался, так они и писали все подряд. Другие говорят, что историк должен сам, по своему разумению, отбрасывать заведомо ложные слухи и неинтересные для потомства подробности. Третьи обязывают идеального историка рассуждать о фактах, а их противники – оставить свое мнение при себе. Моммзен считает наиболее ценным Полибия. С него начинается прагматическая история, кроме того, он сам прошел весь путь Ганнибала и расспрашивал героев своей истории, например Масиниссу. Между прочим, сам Моммзен видел в историографии – орудие политики и использовал ее в качестве пропаганды идей национал-либерализма. Моммзен был левым, но разглядеть левизну в пропаганде монархизма мне не удалось. Нечто подобное делали Катон и Ливий. Тацит, очень добросовестный историк, просто умалчивает положительные факты о Домициане из-за ненависти к нему, а очень часто, когда ему необходимо что-то написать о его положительной политике, он не упоминает его имени. Начиная с XIX века, история

становится наукой, со своими смежными областями, поэтому и исторические сочинения становятся достоянием узкоспециализированных людей. Но труд Моммзена, например, научно-популярный. К сожалению, таких сейчас не пишут, все популярные исторические сочинения написаны разве что для детей. Да их никто и не читает. Я не знаю, выиграла ли сама история от такой научности. Да и есть ли она? Во время второй мировой войны в Швейцарии сгорел большой театр. Если бы археологи будущего раскопали его остатки, то историки бы сделали вывод, что нейтральная Швейцария была вовлечена в войну. Очень много историков оспаривают помощь археологии или надписей для собственно истории. Шопенгауэр вообще не признавал историю за науку, поскольку нового она сказать ничего не может, все события повторяются, все одно и тоже во все времена, и ничего не меняется. Но с другой стороны он же говорил, что история – это память человечества, и как человек без памяти сумасшедший (в переводе Фета в этом месте есть его комментарий «мы говорим по-русски, например, бежать без памяти»), так и человечество без истории ничто. Но кто ее сейчас знает? Как известно первые три тома Моммзен по большей части писал ради материальной выгоды, после того как его выгнали из Лейпцигского университета за левые взгляды. На этом все и кончилось. Вопрос, почему Моммзен не написал четвертый том – классический, типа гомеровского вопроса. Я думаю, что одной причины не было, а может быть, он и сам не знал, и окутывал все такой тайной, потому что не мог объяснить. Моммзен постоянно нуждался в деньгах, может быть, он хотел набить цену, а потом просто перекипел? Впрочем, он выпустил кое-какие статьи, связанные тематикой с 4 томом. Два эссе он так и озаглавил, приписав эпиграф из Гете «Я бы охотно продолжал писать, но я не сделал этого». Слухи о том, что он пишет четвертый том ходили постоянно, а после его смерти многие пытались его интерполировать (Домашевский). Называют множество причин, почему Моммзен не написал этот том. Сам Моммзен заявил в начале пятого тома, что этот период слишком хорошо освящен в литературе, и он не хочет переписывать (боялся соперничества с Гиббоном?). Впрочем, в другом месте он говорит, что источников как раз и нет. Все что есть – это семейные историйки про императоров, которые не являются собственно историей Рима, а материал в надписях по этому периоду еще не был изучен. Кроме того, он говорит еще о том, что первые тома, он писал молодым и был уверен, что знает, о чем писать, был слишком самоуверен и с легкостью судил о великих исторических событиях. Это как раз то, о чем я говорил выше и от чего свободен пятый том. Он сам писал: «У меня не осталось священных юношеских иллюзий относительно собственной компетентности, теперь мне, к сожалению, слишком хорошо известно как мало я знаю; божественная нескромность меня покинула, божественная наглость, с помощью которой я еще могу что-то сделать, - всего лишь жалкий ее эрзац». Или в письме к зятю «Мне не достает непосредственности и апломба молодого человека, берущегося с ходу судить обо всем и поэтому считающего себя на месте в качестве историка». Видимо он уже не чувствовал в себе сил на этот труд. Кроме того, он боялся обмануть ожидания читателей, особенно после холодного приема, оказанного пятому

тому. Последний мотив, который называет сам Моммзен – это отсутствие динамики, развития в истории императорского Рима, отсутствие той путеводной нити, по которой можно построить историческое повествование. И потом этот период скучен, пуст, это период деградации и падения, загнивания цивилизации, что само по себе вызывает уныние. Сам Моммзен в шутку говорил, что не пишет четвертый том потому, что не может понять, почему Рим пал или, что ему не хочется описывать смерть Цезаря – это тоже причина не писать. Моммзен слишком симпатизировал ему. Кроме этого исследователи называют другие мотивы. Один из них – отвращение к христианству, с которым он столкнулся бы в этом томе. Сам Моммзен был сыном пастора. Он даже не называл себя Теодором. Обычная история... Хотя возможно это и не было мотивом, потому что он все-таки не избегает христианства в своих лекциях. Существует еще теория, что четвертый том был написан и сгорел при пожаре в доме Моммзена 12 июля 1880 года.¹ Моммзен снова и снова кидался в горящий дом, получив два сильных ожога – лица и руки. Тогда сгорело 40 тысяч книг и среди них рукописи Ватикана, Берлинской и Венской библиотек. Я не могу понять и простить Моммзену то, что в этом пожаре погибла редкая рукопись Иордана. Как можно такие вещи держать дома? Его книги и рукописи были свалены в узких проходах, что противоречит всем правилам пожарной безопасности. Наутро студенты Моммзена искали то, что осталось на месте пожарища, и было найдено начало четвертого тома, но в конце были чистые листы, а это значит, что полностью он не был написан. Этот отрывок называют академическим фрагментом, и он включен в интерполированный том. Называют еще множество причин – разочарование Моммзена в собственной теории прогрессивной роли принципиата, «не пришло время...», Моммзен испугался масштабности, из-за несоответсвия между принципами, изложенными в его «Государственном праве» и реальной истории и т.д., а также что Моммзена интересовал собственно только Цезарь, и Август был уже совсем не его героем. А вот Ферреро считал, что само произведение простроено так, что эпоха императоров оказалась вне его внутренних рамок. Многие думают, что четвертый том не был написан из-за политических мотивов, что либерал Моммзен не мог примириться с имперской идеей. Хотя это очень странно, Моммзен был верным подданным империи Гогенцоллернов. Англичане полагают, что Моммзен страдал от невроза, проводя параллели с падением античного мира, он находил все признаки упадка цивилизации и сейчас. У нас в XXI веке для этого есть больше причин и возможно в недалеком будущем в Париже и Лондоне будут поголовно следовать средневековым законам шариата. В предисловии Машкина к русскому изданию написана советская точка зрения – Моммзен разочаровался в прусско-немецкой империи и в эксплуататорской системе. Как всегда впрочем...

Комментарии:
¹ Об этом пожаре между прочим Ницше писал Петеру Гасту 18 числа, называя Моммзена последним ученым. Многие видят связь между Ницше и Моммзеном. Они как два противоположных конца палки, которая имеет все-таки одну сердцевину.


Теперь о том, что собственно собой представляет интерполированный четвертый том. Это записи лекций Моммзена, записанные Хензелями – зимний семестр 1882/83 гг., летний семестр 83 г. Зимний семестр 1885/86 гг.. Они были куплены случайно в 1980 году в Нюренбергском антикварном магазине Демандтом. Отец и сын Хензели были большими поклонниками Моммзена. Пауль учился у Вильгельма Виндельбанда. Его отец Себастьян был агрономом, а познакомился с Моммзеном у Дельбрюков. Частично конспект был записан и другим его сыном, я не помню его имени. Моммзен прекрасно читал лекции и также возбуждался на «своих» темах. Многие кто его слушал, становились его горячими поклонниками. Да и предложение от издателей его «Истории», с чего собственно все началось, поступило потому, что они были под сильным впечатлением от лекции Моммзена о Гракхах. Лекции написаны, подробно, даже с ремарками, что придает им определенный колорит. Здесь даже есть личное письмо Себастьяна Хензеля, а также множество его рисунков. Один из них я привожу ниже.


Таким Хензель увидел Моммзена, седовласого старца, идущего по каштановой аллее на лекцию. Лекции Хензелей дополнены другим конспектом лекций, виденным Виламовицем в 1870 году и найденном только в 1991 в Геттингене. Вообще говоря, такая публикация четвертого тома вызывает у многих возражения. Тот же Виламовиц, когда в 1928 году некий итальянец предложил Прусской Академии купить другой конспект лекций Моммзена, высказался против этой покупки. Эти лекции утеряны. Странно, но еще в 1947 году Элизабет Хензель, издавая письма Пауля, написала «Четвертый том Моммзена является собственностью издателя», и никто этого не заметил! Хотя все искали четвертый том в пожарище 1880 года или в других местах! Что касается содержания этих лекций, то, как я уже говорил, Моммзен не считал историю частной жизни императоров историей империи. Он считал ею – историю легионов. Именно так, поскольку лагеря постоянных стоянок легионов, несли цивилизацию, и на месте многих, особенно в Англии и Германии сейчас стоят города, сохранившие даже в названиях слово «лагерь». Поэтому здесь почти нет описания личных свойств императоров или их префектов претория. Не сказал бы, что читать это скучно, хотя по стилю и плану сильно отличается от его «Истории». Пятый том, как я уже сказал, был принят холодно, но он и сильно отличается от остальных. На каком-то форуме любителей римской истории, я прочитал сообщение одной девушки. Приблизительно такое: «Прочитала второй и третий тома «Истории» Моммзена. Замечательно! Не зря ему дали Нобелевскую премию! А вот пятый том скучный, я его бросила читать». Приблизительно также отреагировала и публика в позапрошлом веке. Все ждали романа. А я вот не согласен, что пятый том скучный. Он свободен от недостатков первых трех – идей фикс. Что касается стиля, то и здесь Моммзен иногда поднимается высоко. Особенно интересно описание Греции. Несколько

скучно он написал про Германию, глава слишком перегружена подробностями, но это и простительно для немца. Вот тут он как раз такой идеи Моммзен не избежал, а именно он считает немцев близкими по духу римлянам. Лучше ему удался Восток. Правда, описание Иудейской войны меня несколько разочаровало. Странно, но для немца XVIII столетия у Моммзена не заметно антисемитизма. В описании александрийской войны Цезаря, он отмечает, что Цезарь воевал вместе с цивилизованными иудеями против александрийской черни. Еще Александр, которому он тоже приписывает идею эллинизации Востока, решил, что иудеи сильно для этого подходят. С другой стороны, он объяснил причину античного антисемитизма, александрийского погрома, а также такой ненависти к евреям у Тацита. Моммзен выделяет неоиудаизм – эллинизированных евреев типа Филона и разделяет собственно три религии – собственно иудаизм, неоиудаизм и иудаистическое христианство (в первые века). По его мнению, разница между Петром и Павлом именно такова, а апокалипсис Иоанна – чисто иудейское сочинение. Я также с удивлением узнал, что сочинение, приписываемое Лонгину, на самом деле написано неоиудеем, как и многое другое на греческом языке в этот период. По всей видимости, законы и гонения на евреев в Западной части империи, распространялись первоначально и на христиан, поскольку римляне не видели в них разницы, но позднее гонения именно на христиан стали жестче (следует помнить, что все гонения имели чисто уголовный характер) потому что иудейская религия была национальной религией, а римляне уважали национальности. Исключение составляют только друиды – без их уничтожения римляне непрочно держались в Галлии. Это одна из причин оккупации Британии, но им так и не удалось задушить друидов в Ирландии. Нельзя сказать, что Моммзен везде безгрешен, у него встречается множество ошибок, заблуждений и противоречий. Например, его убежденность, что ипподром был привилегией Рима. Я не пишу здесь биографию Моммзена, потому что в ней нет ничего особенного, и про то, что он первый из немцев, незадолго до смерти получил Нобелевскую премию по литературе – об этом все знают. Поскольку Моммзен все-таки ученый, а не писатель, то здесь не привожу списка его сочинений. Упомяну только самые основные. Это трехтомное «Римское государственное право» и «Римское уголовное право», кроме этого Моммзен явился инициатором двух коллективных изданий – многотомного корпуса «Латинских надписей», куда их вошло более 100000 (Моммзен сам собрал 7000 в Италии) и толкового словаря латинского языка. Собственно на полке стоит у меня следующее издание

Для томов 1,2,3,5 это второе издание, уже без «Ювенты», но собственно это, как и многочисленные другие издания – перепечатка издания 1939-49 гг. Про ладомировское могу рассказать анекдот. В одном местном магазине, продавщица, получив со склада Моммзена, почему-то без четвертого тома, спрятала пятый, решив, что три еще может быть купят, а с пропущенным четвертым уж точно никто!