Исторические личности:
Жак Николя Огюстен Тьерри
Жак Николя Огюстен Тьерри
стр. 1
Огюстен Тьерри принадлежит к тем писателям, сочинения которых, если и устарели, с точки зрения современной науки, остаются однако же литературным памятником и, главное, являются квинтэссенцией моральной и умственной энергии эпохи, а также фундаментом для развития позднейших поколений. Детство его прошло при диктатуре Наполеона, времени, по выражению самого Тьерри, «подавления политической и интеллектуальной свободы, бесчинства полиции, злоупотреблений рекрутских наборов и чрезвычайных военных судов, непомерной тяжести налогов и тиранических ограничений торговли». Нам со стороны, наполеоновское правление кажется периодом наивысшей славы Франции за всю ее историю, но изнутри это было время полицейщины, цензуры и квасного патриотизма. Наполеон, как известно, создал целую систему поощрений в армии и государственной службе. Для этой же цели был создан Орден Почётного легиона, вручение которого обставлялось с большой помпой. Наполеон говорил по этому поводу: «Это называют побрякушками, но при помощи этих побрякушек можно руководить людьми». Ему была необходима нравственная опора, и он решил воссоздать классицизм с помощью тех же мер, что применял в армии. Наполеон, как известно, создал громадное количество званий, почестей, премий, медалей для поощрения официальной литературы. Был у него и свой Вергилий - Люс-де-Лансвиль, и свой Корнель - Баур-Лормиан. Литература первой империи была «литературой официальной, правоверной, имевшей отношение к правительству» и «весьма посредственной». Официальное не может быть гениальным. Примечательно, что все
стр. 2
талантливые писатели – Шатобриан, Констан, де Местр, мадам де Сталь были в оппозиции режиму. Особенно история была загнанна в угол. В качестве образца предлагались плоские безжизненные компиляции Велли и хронология Эно, которые Наполеон1 считал «хорошими классическими книгами». Все должно было служить воспитанию патриотизма в духе империи и преданности лично особе императора. Неудивительно, что названные книги Наполеон поручил доработать и дополнить министрам полиции и внутренних дел. Биньон написал дипломатическую историю консульства и империи до 1812 года. Сочинение это явно носит следы пристрастности к политике императора. Наполеон даже сделал его впоследствии исполнителем своего завещания. Другое восхвалительное сочинение, наполненное описанием подвигов принадлежит Сегюру. Еще один идеолог империи Лемонте, написал историю Людовика XV, по просьбе самого Наполеона, хотевшего подорвать доверие к Бурбонам. Единственный положительный пример историка наполеоновского времени это - Мишо. Он первый ввел, так называемый, «местный колорит», которым пользовался впоследствии и развил до художественной пластичности Огюстен Тьерри. Интеллигенция не могла простить Наполеону еще и того, что он, создавая свой политический строй, не учитывал ни всего предыдущего исторического развития Франции, ни тем более ее будущего. Когда при императоре зашла речь о том, что при любом его преемнике империя неминуемо развалится, он только пожал плечами и ответил, что если в этой стране все дураки, то это не его проблема.
В этот период интеллектуального голода появился псевдоисторический роман Шатобриана «Мученики» и произвел сильное волнение в умах молодежи. Возможно и Тьерри заинтересовался историей под впечатлением от романа, который он прочел в 1810 году. «Впечатление, произведенное на меня воинственной песнью франков, заключало в себе что-то вроде электричества. Я вскочил с места, где сидел, принялся ходить по зале взад и вперед, и, оглашая ее звуком моих шагов по каменному полу, повторял громким голосом: «Фарамон! Фарамон! Мы бросились с мечом в руке! ... Этот момент, быть может, был решающим для моего будущего призвания. Неудивительно поэтому, что Реставрация дала такое небывалое развитие, так долго подавляемой деспотом, исторической науки. Конечно и XIX век сделал кое-что для истории - Вольтер и Мабли, Монтескье и Кондорсе, но то, что они знали из книг, поколение Тьерри видело собственными глазами -
1 Некоторые утверждают, что именно Наполеон первый подал идею создания исторического училища, созданного позднее, как раз на пике интереса к истории в 1821 году под названием «Национальная Школа Хартий». Однако в действительности эта идея принадлежит Лашеру, и ко времени империи ей было уже более ста лет. Возможно Наполеон действительно хотел создать подобную школу, но как писал Шатобриан в предисловии к памфлету «О Бонапарте и Бурбонах»: «Отечество было подавлено деспотизмом и вследствие бессмысленного тщеславия этого деспотизма подверглось неприятельскому нападению ... злоупотребления, связанные с произволом, притеснения, исходившие от правительства империи, лишали всех того хладнокровия, которое было необходимо для произнесения беспристрастного приговора. Все видели только часть общей картины; недостатки особенно выдавались и были ярко освещены; достоинства же погружены во мрак».
стр. 3
революции, перевороты, войны, падение одних государств и образование новых. «Пусть каждый мыслящий человек проверит по собственным воспоминаниям то, что он читал или слышал о событиях прошлого, и он тотчас же почувствует жизнь под пылью прошедших веков. Среди нас, людей XIX века, нет ни одного, кто не знал бы больше Велли и Мабли, больше самого Вольтера о восстаниях и завоеваниях, распаде империй, падении и реставрации династий, демократических революциях и сменяющих их реакции». Быстрое развитие исторической науки дало повод Тьерри воскликнуть: «Я испытываю счастье, увидеть то, о чем я больше всего мечтал - исторические труды завоевали себе наибольшую популярность в общественном мнении; ими занялись самые первоклассные писатели. Существовало мнение, тогда казавшееся вполне обоснованным, что именно история наложит свой отпечаток на XIX, как философия дала свое имя веку XVIII».
20-30 года «были такие десять лет, каких Франция никогда не знала». В 1821 году начали выходить «Письма об истории Франции» самого Тьерри. В том же году Сисмонди опубликовал первый том «Истории Французов». В 1822-23 годах печатался «Опыты по истории Франции» Гизо и первый том «Французской революции» Тьера, в 1824 «История бургундских герцогов» Баранта и «Французская революция» Минье, в 1825 «История завоевания Англии норманнами» Тьерри и «История английской революции» Гизо, в 1827 Тьерри перепечатывает «Письма об истории Франции», а Тьер заканчивает «Историю французской революции», в 1828 Гизо преподает в Сорбонне откуда появляются «История цивилизации во Франции» и «История цивилизации в Европе». Именно отпечатком этого времени – бурного развития истории и либеральных идей, являются сочинения Огюстена Тьерри, о которых Ренан говорил, что это «совокупность идей, которые реставрация называла либерализмом, - душа его истории, муза, его вдохновляющая, вера, его поддерживающая».
Он родился в Блуа, главном городе департамента Луары-и-Шера в семье мелкого чиновника, аккуратно отправлявшем свою должность при всех сменявших друг друга режимах. Свое среднее образование Тьерри, как стипендиат, получил в местном колледже, когда «изящное рабство одно преподавало в школах; когда заставляли Вергилия предсказывать рождение сына деспота, когда перед молодежью профанировали великие слова – отечество и честь, - когда фразы пустой риторики и ледяные цифры алгебры были единственной пищей для души французского гражданина». По окончании колледжа Тьерри едет в Париж и поступает в 1811 году знаменитую, созданную революцией, Нормальную школу. Здесь Тьерри попадает под влияние Ройе-Коллара и Ляромингьера. Однако и в этом месте чувствовалось влияние наполеоновской деспотии. По окончании школы в 1813 году он был назначен профессором в Компьен. В это время происходит одно важное событие, повлиявшее на судьбу Тьерри самым решительным образом, а именно его знакомство с Сен-Симоном. О взаимоотношениях Тьерри и Сен-Симона писали Вейль, Дюма, Леруа, Гуйе, Манюэл, а у нас Иванов, Виппер, Кучеренко, Далин, Реизов, Алпатов, Вайнштейн. Как мы видим из количества сочинений тема эта была очень
стр. 4
интересна, как с биографической, так и с идеологической точки зрения. Познакомил Тьерри с известным философом видимо Шарль-Этьен Гиллери, однокурсник Тьерри и секретарь2 Сен-Симона. На его похоронах в Брюсселе 4 мая 1861 года Теодор Вархаеген сказал, что тот «долгие годы был секретарем Сен-Симона..., а когда покинул его, то оставил своим преемником Огюстена Тьерри». То что именно он рекомендовал своего друга видно из письма Сен-Симона Гиллери от 16 апреля 1814: «Тьерри, о котором вы пишете, замечательный молодой человек». Другие исследователи предполагают, что человеком, указавшим Сен-Симону на будущего историка был другой товарищ Тьерри по Нормальной школе - физик Пекле на том основании, что в конце ответного письма Тьерри пишет: «Разрешите, милостивый государь, поздравить моего друга Пекле с тем счастливым случаем, который свел его с Вами».
1812 год был очень тяжелым для Сен-Симона в материальном плане: «Вот уже две недели я сижу на хлебе и воде, работаю в нетопленной комнате; я все продал, вплоть до одежды, чтобы оплатить издержки на переписку моих трудов». Подобные лишения философ терпел ради того, чтобы от руки переписать свой «Опыт науки о человеке», законченный в начале 1813. В переписи участвовал и его секретарь Гиллери, всего же было издано шестьдесят экземпляров. Все они были предназначены для рассылки избранным ученым и политическим деятелям3. Кто бы ни указал Сен-Симону на Тьерри, присылка рукописи, на которую были потрачены такие усилия, девятнадцати летнему юноше факт беспрецедентный. Записка эта решала вопросы высшей политики с культурно-философской точки зрения. Автор призывал переустроить европейское общество на основе анализа прогресса человека как социального существа. Идея эта была близка Тьерри, как либералу. Он ответил Сен-Симону письмом от 13 января 1814 года, впрочем весьма сдержанно. Нужно сказать, что именитый философ мало заботился о ясности изложение, и Тьерри указывает ему, что нужно сделать эти идеи более доступными для широкой публики, а также дает обещание первые опыты своего пера посвятить сим «прекрасным идеям», но одновременно просит не называть его имени редакторам журналов, так как его участь зависит от людей менее всего обладающих здравым смыслом.
В январе 1814 года австрийцы оккупировали Компьен, государственным служащим был отдан приказ спешно эвакуироваться в Париж. Среди всеобщей суеты и спешки выделялся стройный юноша, элегантно одетый, бледный, но совершенно спокойный. Так Тьерри вернулся в Париж, уже в качестве секретаря Сен-Симона. В октябре же появилась совместная статья Сен-Симона и «его ученика» Тьерри «О переустройстве европейского общества»4. Это преобразование ни много ни мало
2 У Сен-Симона было пять секретарей – Гиллери, Тьерри, Конт, Алеви и еще один неизвестный: «Я познакомился с Сен-Симоном в 1814 году, как и с г. Огюстеном Тьерри, его приемным сыном: иногда я работал для них. В 1816 он предложил мне место секретаря».
3 Один экземпляр был послан даже императору, только что возвратившегося из похода в Россию.
4 Один из экземпляров был послан императору Александру I.
стр. 4
предполагало образование Европейского союза и Европарламента. Сделать это предлагалось по образцу английского. Известно, что Сен-Симон считал английский политический строй несовершенным, а английскую конституцию видоизмененным феодализмом. Из своего пребывания в Англии он вынес убеждение, что англичане могут давать только идеи старые и использованные. Можно сделать вывод, что в этом сочинении он уступил своему ученику. Например, в «Переустройстве» сочувственно написано о судейском сословии5, для Сен-Симона же адвокаты и легисты – люди причинившие Франции величайшие бедствия со времен революции. Между прочим именно эта работа впервые принесла успех и известность Сен-Симону.
Второе совместное сочинения (уже без слова ученик) вышло 18 мая 1815 года и называлось «Мнение о мерах против коалиции 1815 года». «Мы полагаем, что политика, которая когда-то была уделом кабинетов, принадлежит теперь народам. Общественное мнение отныне - активная сила; оно не только контролирует, но и диктует; не только регулирует, но и сообщает политике определенное направление». За два месяца до этого Сен-Симон выпустил брошюру о нашествии Наполеона на Францию, где призывал встать на защиту Людовика XVIII, Тьерри же не связывал свободу с бурбонской династией. Вторая брошюра была развитием идеи союза Англии и Франции. Опять здесь видны противоречия со взглядами Сен-Симона. В брошюре говорилось о новой конституции в связи с революционной обстановкой. Сен-Симон же считал революционное созидательство неплодотворным, и вообще отдавал это ученым, а не политикам.
Последний раз, как секретарь, Тьерри участвовал в написание книги «Союз литературы и науки с торговлей и промышленностью»6 совместно с Сент-Обэном, Огюстом Контом и Шапталем. Он написал политический раздел. В самом начале он дает определение народа – это не чернь, не численность население и не шайка. Для Тьерри народ, третье сословие - это то, что сегодня назвали бы креативным классом – те, кто думает и обладает образованием – это нация. Народ – это производители, начиная с крупных буржуа и заканчивая профессиональным рабочим. В основе либерального символа того времени лежала собственность, как вещь дающая право голоса. Сословие собственников открыто для тех, кто заинтересован работать. Поэтому Тьерри горячо защищает экономическую свободу, свободу от вмешательства правительства «всякий человек - не идиот и не калека – нуждается только в свободе, чтобы жить». Поэтому Тьерри считает вредным милитаризм. Войны разоряют тех, кто работает и являются аттракционом для тунеядцев, к которым он относил и рантье. Как историк Тьерри находит истоки этой политической формы в социальной революции XII века. Эта идея объединения общин и короля против феодализма была заимствована Сен-Симоном у
5 Впоследствии эти идеи были развиты в статье Тьерри «О древнем и современном духе французских легистов».
6 Эта работа окончательно сделала Сен-Симона модным философом: его узнавали на улице, приглашали на званные обеды, высказывали восхищение в печати. Таким образом без преувеличения можно сказать, что Сен-Симон стал знаменитым именно во время секретарства Тьерри.
стр. 6
своего ученика. Сен-Симон обычно всегда щепетильный в указании своих источников, в данном случае умолчал об авторе этой мысли. Причиной видимо послужили их идейные расхождения. Тьерри около 1817 года сосредотачивает свое внимание на общинной революции и приходит к убеждению о ее громадном значении, пока непонятом.
Летом Тьерри объявляет себя «приемным сыном Сен-Симона» , а уже в сентябре у последнего новый секретарь – Огюст Конт. О причинах разрыва объявлено не было, но посторонний источник рассказывает о том, что учитель тиранизировал ученика, и Тьерри объявил, что не понимает «ассоциации», т.е. совместной работы, без свободы и покинул Сен-Симона. Это объяснение принято всеми в укоризненном духе для Сен-Симона и его характера. Ренан вообще считал их «ассоциацию» незначительной случайностью. Литтре отмечает в связи с этим «серьезность и прямоту ума» Тьерри. Позднейшие критики усмотрели причину разрыва в «новых опасных социальных теорий», которые испугали его ученика. Но эти теории обосновываются позднейшим сен-симонизмом Анфантэна и к Сен-Симону 1817 года не имеют никакого отношения.
Мы никогда не узнаем, что в точности послужило причиной разрыва, доступны только некоторые факты. С одной стороны Тьерри вырвал все листы с нераспроданных экземпляров «Политики», где упоминался «приемный сын», никогда не упоминал имени Сен-Симона и о своих сочинениях до 1817 года. С другой - нам известно, что после попытки самоубийства в марте 1823 года7 Тьерри посещал раненого Сен-Симона, когда же тот был смертельно болен, он прислал ему только что вышедшую «Историю завоевания Англии норманнами». Сен-Симон нашел книгу превосходной и жалел только о неосновательности взгляда автора – Тьерри является историком побежденных рас и не видит прогресса вызванного завоеванием. Этот упрек впоследствии развил сен-симонист Базар, указав что увлечение поэзией принесло вред Тьерри, он встает на сторону слабых и не замечает влияния на цивилизацию сильных. Нам известно также, что Тьерри присутствовал на похоронах Сен-Симона, а в 30-х годах хотел написать статью «Мои отношения с Сен-Симоном». Таковы факты... Какова бы ни была причина разрыва, влияние совместного творчества было обоюдным. Мощная энергия Сен-Симона развеяла сомнения и неуверенность будущего историка, а страсть его ученика к публичной дискуссии предопределила переход учителя к публицистике.
С 1817 года Тьерри печатается в самом смелом либеральном журнале «Европейский цензор», а затем (когда первый слился со вторым) во «Французском курьере». Первой статьей Тьерри был «Общий взгляд на английские революции». В этой статье Тьерри пишет, что недовольные монархией французы заменили ее демократией по античному образцу и остались недовольны, тогда придумали конституционную монархию по английской мерке и опять их постигло разочарование. Между тем как и древние были счастливы со своей республикой и англичане со своей конституцией. Эта последняя
7 Сен-Симон выстрелил себе в голову из пистолета, в результате чего потерял глаз и художники стали изображать его как Ганнибала - в профиль.
стр. 7
создавалась веками в борьбе различных интересов. Французам нужно что-то свое подходящее под их потребности, что бы не было простой теоретической комбинацией, а медленным практическим творчеством. Впрочем законченной теории у Тьерри не было, над всем преобладало чувство, любовь к свободе и личному самоопределению. Как он писал сам, какое бы не было правительство оно должно давать наибольшее количество личных гарантий и с возможно наименьшей административной деятельностью.
«Для человеческого рода не существует ничего абсолютного, ни во зле, ни в добре. Потерпевший кораблекрушение, выброшенный на пустынный берег, воскликнет, что он счастлив; а между тем он наг и голоден. Также и народ, которого долго стесняли в его естественных потребностях, может сказать, что он счастлив; это означает, что его положение стало более терпимо - и только». Фарг, Сисмонди, Констан в один голос говорили, что античная демократия отличается от современной, потому что последняя требует свободу личности и умалчивали о том, что по их мнению народ – быдло. Как вспоминал позднее ученик Тьерри Арман Каррель, что во время борьбы с правительством они не имели ни малейшего представления, что происходило ниже их – докторов, негоциантов, депутатов, литераторов. Для них не существовал «класс, лишенный политических прав». Нация – это люди, читающие газеты, следящие за политическими дебатами, владеющие капиталом. Остальные не могут иметь никакого политического мнения. Политический строй для либералов 20-х годов был неважен, будь то это демократия или монархия. Если любая форма правления может превратиться в деспотию, то форма неважна – важно содержание. Таков был либерализм. Тьерри «презирает праздный вопрос о форме правления, которая примет все только со свободой, но без свободы не примет ничего». Это именно то, чего боялись якобинцы революции. Этот страх за будущее выражен в известной фразе Сен-Жюста: «Когда свобода выйдет из сердца и станет изменчивым вкусом ума, тогда ее начнут видеть во всех возможный образах правления».
В том же «Цензоре», Тьерри напечатал статью об анонимной брошюре «Руководство избирателя». В этой статье Тьерри разграничивает граждан на два класса – производителей и тунеядцев, которые стоят рядом с ворами. К последним он причислил и непроизводительных собственников. Только производители могут быть законодателями. Он потешается над политическими талантами теоретиков, литераторов и адвокатов: «Эти люди двадцать пять лет наполняют собрания и собрания превращались в академии, где каждый защищал единственный интерес – своего красноречия и своей логики».
Политические убеждения Тьерри были буржуазно-либеральными, в династии Бурбонов он видел препятствие к развитию и мечтал о смене режима ненасильственным путем. «К ненависти против военного деспотизма, плода реакции, против режима империи, присоединилось у меня глубокое отвращение к революционной тирании, без всякого предубеждения к какому угодно образу правления». В 1820 году после убийства наследника престола герцога Беррийского и отставки герцога Деказа реакция усилилась.
стр. 8
«Европейский цензор» был закрыт, а Тьерри попал в революционное общество «карбонариев», в котором состоял в 1821-22 годах. Но вскоре либеральные революционеры «убедившись в бесцельности общества, вернулись к своим книгам». В 1821 году Тьерри окончательно порывает с публицистикой и увлекается чтением средневековых источников. Он опьянен открытиями в далеком прошлом, события 21 года не вызываю в нем публициста, он ими интересуется, но не пишет. В тиши библиотек перелистывает он старинные фолианты: «Я совершенно не замечал того, что происходило вокруг меня. Другие лица, занимавшиеся подобно мне, садились за тот же стол, что и я, потом уходили; библиотечные служители или просто любопытные люди двигались взад и вперед по зале, - я ничего не слыша, ничего не видел; я только созерцал образы, встававшие в моем уме под влиянием чтения».
История в то время была не целью, а средством политики. Сам Тьерри писал: «В 1817 году, обуреваемый горячим желанием способствовать со своей стороны победе конституционных воззрений, я принялся разыскивать в книгах по истории основания и аргументы для своих политических убеждений». Сначала он задумал вместе с Минье составить одну большую хронику французской истории с V по XVII века, но позднее отстранился от этой работы потому что «она ему антипатична, не давая вовсе места искусству». Во «Французском курьере» он напечатал в 1820 году десять «Писем об истории Франции». Первое из них от 13 июля было его манифестом, где он призвал полностью обновить историю Франции. Все предыдущие историки писали историю королей, он призывал написать историю народа. «Удивительно, с каким упрямством историки отказывают массам в инициативе и в сознательной роли. Если послушать летописцев и поэтов, целый народ эмигрирует и находит себе новые места для поселения только потому, что какой-нибудь герой решает создать государство и прославить свое имя. Новые обычаи устанавливаются потому, что их придумывает какой-нибудь законодатель; город возникает потому, что его создает какой-нибудь государь; народ и граждане становятся только материалом для замыслов одного единственного человека». Между тем Тьерри не хочет отобрать славу и гений у великих людей, но они не изолированы от масс, обстоятельства выдвигают человека.
Второй базисной идеей была идея о завоевании. «Мы полагаем, что мы не одна нация, а нас две нации, враждебных по воспоминаниям о прошлом и непримиримых в стремлении к будущему» («О расовой антипатии, разделяющей французскую нацию» , «Европейский цензор» от 2 апреля 1820). В том же 1817 году, после разрыва с Сен-Симоном, Тьерри читал «Историю» Юма - «Когда я внимательно перечитал некоторые главы Юма, я был осенен идеей, которая поразила меня, как удар молнии, и я воскликнул, закрывая книгу: все пошло от завоевания, в основе всего лежит завоевание». Мысль эта была не нова в Англии. Еще английские революционеры Лильберн, Уинстенли, Уайлдмен, Овертон, Уолвин требовали восстановления свобод уничтоженных завоеванием. Тьерри конечно лукавит перенося ее на английскую почву, да еще и указывая на ее внезапность.
стр. 9
Во Франции давно бродила идея, основавшая права аристократии на франкском завоевании. В XVI веке легист Франсуа Отман в книге «Франкогаллия» впервые поднял этот вопрос. В XVIII идею развил Буленвилье в книге «История древнего образа правления во Франции», сам считая себя потомком франков. Против Буленвилье выступил Жан-Батист Дюбо, который вообще отрицал завоевание, а Монтескье занял позицию посередине. Мабли утверждал, что франки освободили галлов от тирании империи. Эта идея встречается у Сиейса, Туре, мадам де Сталь, Констана.
В 1814 году вышла запрещенная ранее8 книга «О французской монархии» графа Монлозье, а через год он опубликовал новую - «О французской монархии после возвращения Бурбонов». По его теории государства создаются завоеванием. Тьерри так пересказывает9 мнение Монлозье о третьем сословии: «Раса вольноотпущенных, раса рабов, вырванный из наших рук, народ, платящий налоги, новый народ, это вам было даровано право стать свободными, а не нам стать дворянами; мы владеем всем по праву, вы же – из милости. Мы не принадлежим к вашему сообществу; мы сами по себе составляем нечто целое. Ваше происхождение ясно, и наше тоже; наши титулы не нуждаются в вашем утверждении, мы сами сумеем их защитить».
Тьерри признает тезис о завоевании, но обращает его против оппонентов. «Дух завоевания обманул природу и время; он еще парит над этой несчастной страной... Современное дворянство связывает свои претензии с привилегированными людьми XVI века, которые вели свое происхождение от владельцев людей XIII века, а те в свою очередь связывали себя с франками Карла Великого, восходящими в своем происхождении к сикамбрам Хлодвига. Можно оспаривать лишь естественную преемственность, политическое же происхождение бесспорно. Так предоставим же эту преемственность тем, кто на нее претендует, а мы претендуем на преемственность противоположную. Мы сыны людей третьего сословия; третье сословие вышло из коммун, коммуны были прибежищем для крепостных, крепостные же были жертвами завоевания. Так от формуле к формуле на протяжении пятнадцати веков мы приходим к последней форме завоевания, которую предстоит стереть. Дай бог, чтобы это завоевание само отреклось от всех своих прав без остатка и час битвы не настал бы. Но без этого формального отречения не будем надеяться ни на свободу, ни на отдых».
Пришло время уничтожить последние следы завоевания – поглотить расу победителей в массе побежденных. Галлия для Тьерри была раньше Франции. Когда варвары заполонили Европу именно галло-римляне сохранили европейскую цивилизацию, начатки промышленности и культуру. «Оскорбляемые и ограбляемые каждый день их завоевателями и господами, они влачили тяжелое существование, относясь к своему труду, как содеянному благу, охраняя его как вклад в дело цивилизации для своих детей и для человечества. Этими спасителями наших искусств были наши отцы». Именно они
8 Книга была написана в 1804 году, а задумана еще в период революции.
9 Виппер и Вайнштейн ошибочно восприняли это как прямую цитату.
стр. 10
возделывали почву отечества, разоряемую другими. В 1820 году Тьерри публикует статью, где история французского народа излагается под видом биографии Жака Простака. Это была презрительная кличка простолюдина в средневековой Франции. Постоянно ограбляемый, обманутый, угнетенный Жак наконец сбрасывает иго иностранных завоевателей в Великой революции 1789 года. Брюнетьер сравнивает «Историю Жака-Простака» с Тацитом.
История для Тьерри что-то вроде нравственного обязательства перед предками: «В трудных обстоятельствах народ всегда стремится обратить свои взоры в прошлое; ему интересно знать, каковы были и что совершили люди, которые прежде наших современников выступили на сцену мира и передали нам свое имя... Нас связывает с ними нечто вроде обязательства; желание сохранить нашу свободу, нашу национальную честь, наше благополучие представляется нам нашим долгом». Тьерри горячо принялся за работу: «Я позаботился об арсенале нового оружия для полемики, в которую я был вовлечен, против принципов и тенденций правительства, и я принялся добывать и изучать ex professo все, что было написано о древней французской монархии, о средневековых учреждениях, начиная с исследований Паскье, Фоше и других ученых XVI века до трудов Мабли, а также Монлозье, который создал самое новое сочинение на этот счет». Он начинает читать средневековые хроники и документы. Какая разница между абстрактными теориями и живыми людьми, которых он начал различать среди скучных документов! «По мере того, как я углублялся в чтение, к острому удовольствию от изображения нашей старинной истории, современного событиям и лицам присоединялся глухой гнев на современных писателей, которые лишь изображали события в ином свете, искажали характеры, всему придавали ложный колорит или совсем обесцвечивали картину. Особенно велико было мое негодование, когда мне случалось сравнивать действительную историю Франции, такую, какой я наблюдал ее лицом к лицу в подлинных памятниках, с пошлыми компиляциями, узурпировавшими имя истории и распространявшими в школах и в обществе, как символ веры, самые невероятные нелепости».
Тьерри не интересовал сам факт как таковой, он был нужен ему как аргумент, подтверждающий его теорию: «Если я и думал стать историком, то только как писатели философской школы, чтобы извлечь из рассказов какие-нибудь аргументы, чтобы доказывать в общих чертах, а не повествовать в подробностях». Он создал то, что сейчас называют нарративной романтической10 школой. «Я стремился к тому, чего не было у моих предшественников и чего не было у меня самого в первых опытах по английской истории. Я поставил себе за правило не смешивать красок и понятий. Оставлять за каждой эпохой ее оригинальность, словом, строго сохранять хронологический порядок в нравственной характеристике эпохи, также как и в последовательности событий. В результате такого принципа у меня изменились стиль и манера; смягчилась моя прежняя
10 Позже Гюго скажет, что «романтизм – это литературный либерализм».
стр. 11
жесткость, повествование стало более последовательным; иногда оно окрашивалось местными, индивидуальными тонами». В глазах Тьерри всякое историческое произведения является в равной степени произведением искусства, как и эрудиции. Он стремился «соединить ... сильное этическое воодушевление греческих и римских историков с наивными красками авторов легенд и строгим разумом современных писателей». Тьерри придавал форме особое научное значение: «В исторических сюжетах способ экспозиции всегда составляет самый верный прием». Он мог нравственно потрясти душу читателя, не прибегая к моральным сентенциям о событиях. Недаром Шатобриан назвал его «Гомером истории»11.
Тьерри хочет дать яркую картину прошлого с его индивидуальными чертами и полагает, что именно художественное постижение может дать гораздо больше, чем постижение путем сухого описания. Он полагает, что непосредственная художественная интуиция может открыть «идею» факта или лица и тем самым вскрыть общие законы, лежащие в основе плана «Провидения». По мнению Тьерри, становясь художником, историк ближе всего подходит к пониманию этого плана. Ему кажется, что улавливая в событии самое яркое, самое характерное, он схватывает и самый смысл явлений. В «Истории Лаонской коммуны» Тьерри цитирует официальный ордонанс короля Людовика Толстого, где перечисляются имена тринадцати граждан исключенных из амнистии. Это просто имена в средневековом документе, у Тьерри же они становятся живой историей: «Не знаю, будете ли вы испытывать тоже чувство, которое наполняет меня, когда я теперь переписываю здесь темные имена изгнанников XII века. Я не могу удержаться, чтобы не перечитать их, чтобы не произнести каждое из них несколько раз про себя, как будто они могут открыть мне тайну чувств и стремлений людей, носивших их семь веков тому назад. Страстная жажда справедливости, твердая уверенность в том, что они заслуживают лучшей участи, чем та, которая пала им на долю, оторвала этих людей от их ремесел, от торговли, от жизни спокойной, но невзрачной и беспросветной, какую влачили крепостные, вечно послушные велениям сеньоров своих. Непросвещенные, неопытные , они были брошены в пучину политических волнений и внесли туда весь пыл непосредственности... Я не могу с равнодушием смотреть на этот небольшой ряд имен, на эту историю в двух словах, на этот одинокий памятник революции, которая правда далека от нас, но которая заставляла биться благородные сердца и возбуждала те же великие чувства, какие вновь испытывали и разделяли мы сорок лет тому назад».
Теряя во все большей степени зрение из-за скрупулезной работы над рукописями, Тьерри стремится все больше внутренне погрузиться в источники, в дух эпохи, постигнуть
11 Это сравнение особенно примечательно тем, что впоследствии Тьерри ослеп и был разбит параличом. В этом положении у него не было под рукой набросков или книг – только собственная память. Слепой, он диктует свои книги, как эпические певцы прошлого: «Я иду медленными шагами, более медленными, чем раньше, но зато, может быть, более верными».
стр. 12
его художественным чутьем. Он полагает, что задачей историка является восстановление своеобразного колорита эпохи. Он говорил: «Всякий раз, когда какое-нибудь лицо или событие заключало хотя бы небольшую долю жизни и местного колорита, я испытывал невольное волнение». Ему кажется, что, чем колоритнее историческое описание, тем ближе оно к истине, тем больше оно подходит к духу времени. Он хочет в этой связи дать обществу знакомство с первоисточниками, считая, что всё, что делалось в этом направлении раньше, жалко и лживо. Он мечтает о большом издании источников по средневековой истории Франции, полагая, что возвращение к первоисточникам даст возможность освободиться от господствовавших тогда искажений истории.
Главное его правило - это избегать переносить современность в прошлое и остерегаться абстракций, например, «король», «француз». Хлодвиг был не тем королем, как Людовик XIV, а Францией во времена первых королей называлась небольшая область вокруг Парижа. Тьерри возвратил историческим персонажам их настоящие имена. Трудно под именем Людовик представить дикого франка Хлодвига, а под современным именем Тьерри сурового варвара Теодориха. Эту реформу имен поддержал Сальванди, Шатобриан в письме к Тьерри тоже высказал свое согласие, а затем Капфиг, Лерминье, Гюго, Дюма Леконт де Лиль, Мишле и Мармье. Однако были и возражения, со стороны Гизо, Мериме и Нодье. Тьерри отвечал своим критикам большой статьей где защищал «местный колорит». Модернизация худший враг исторического анализа и не что иное как отсутствие воображения.
Главное, что интересовало Тьерри в истории это история провинций и коммун. Провинциальные штаты были по его мнению собранием национальным. «Французский патриотизм был подкреплен и усилен патриотизмом местным, у которого были свои воспоминания, свои интересы и своя слава. В лоне французского народа действительно существовали различные народы: был бретонский народ, нормандский, беарнский, народы Бургундии, Аквитании, Лангедока, Франш-Конте, Эльзаса». Революция уничтожив национальные образования установила разделение на искусственные департаменты и объединила их под игом деспотизма. Без местного патриотизма по его мнению не существует патриотизм национальный. Причиной распада империи Карла Великого были не ошибки его детей, как полагали раньше историки. Этот распад не что иное как национальное движение. Нации, говорившие на разных языках и имевшие разные интересы не могли подчиняться личным желаниям и плану одного человека. Процесс объединения современной Франции был длительным и тяжелым.
Другая тема интересовавшая Тьерри – это коммунальные революции, процесс незамеченный прошлыми историками, а между тем он и есть основа современного строя Франции. Сначала Тьерри изображает эту революцию, как инициативу снизу. Короли были вынуждены лишь констатировать свершившийся факт. Позднее, особенно после революции 1830 года, он признает за союзом третьего сословия с королем эволюционную функцию разрушения феодализма. Людовик XIV разорвал старый союз и заключил его с
стр. 13
дворянством. Такое насилие над историческим развитием неминуемо привело к революции 1789 года. С воодушевлением он описывает борьбу коммун за свои права с дворянством и духовенством: «Мы, живущие теперь, когда просвещение установило в жизни мирные нравы, привыкли соединять с именем гражданина, буржуа, нечто совершенно противоположное солдату, воину; нам трудно понять этих героев нарождавшейся промышленности, прибегавших к оружию также часто, как и к орудиям их ремесел; а они внушали ужас и заставляли трепетать даже сидевших по своим замкам сынов знати и членов высшего духовенства, когда набатный городской колокол издалека возвещал, что коммуна поднимается на защиту своих прав и привилегий».
И все же свою теорию о завоевании, и как следствие этому возникновение классов, Тьерри решил опробовать на Англии. Тогда как завоевание Галлии франками было еще покрыто мраком, завоевание Англии происходило при полном свете, сохранилось в громадном количестве источников, хроник, стихов и мемуаров современников. Не последним аргументом послужило и увлечение Тьерри Вальтером Скоттом, которому он впоследствии посвятил отдельную статью. Особенно Тьерри находился по влиянием «Айвенго»12: «В мир, которого уже нет, он помещает мир существующий, который будет существовать всегда, то есть человечество, со всеми тайнами которого он знаком». Интересно, что хронологически «История завоевания Англии норманнами» охватывает 1066-1196 года, т.е. Тьерри остановился там же где и заканчивается роман Вальтера Скотта. Стендаль даже называл Тьерри полу-Скоттом. Своих героев из истории завоевания он видел как живых: «Одни пели под звон кельтских арф, ожидая возвращения Артура, другие плыли по бурному морю с той же беспечностью, с какою лебеди плещутся на озере; третьи в опьянении победы собирали груды добычи, отнятой у побежденных, измеряя веревкою землю, чтобы разделить ее между собой, считая и пересчитывая семьи поголовно, как скот; наконец, те, которых одно поражение сразу лишило всего, ради чего стоит жить покорно смотрели, как чужеземец садится хозяином у их собственного очага, или, в неистовстве отчаяния, бежали в леса и жили там, как живут волки, разбойничья, убивая, но оставаясь свободными». Здесь проходит грань между романистом и историком, но для Тьерри этого разделения не существовало. Каждое слово его сочинений подтверждено документами и вместе с тем в них есть то, чего нет в первых. Говорили, как Ренан, об исторической интуиции, или как Маньен даже о ясновидении. Рассказывают, что однажды перебирая с одним английским историком подробности убийства Фомы Беккета, тот упомянул о какой-то двери, Тьерри быстро прервал его восклицанием «Да, это дверь налево!». Он приступает к делу под действием внезапных откровений, истина вдруг открывается ему свыше и он замирает в восхищении перед открывшейся картиной, но Тьерри не свернул в сторону романа, а выбрал путь эрудиции и работы над источниками.
12 «Я приветствовал с сильным энтузиазмом появление такого шедевра как “Айвенго”».
стр. 14
Тьерри признается, что задумал написать «эпопею побежденных». До него историки всегда оставались в лагере победителя, что бесспорно приятнее и легче, чем рассказывать о несчастьях и страданиях их противников. Он решил вернуть побежденным их право на роль в истории. Последовательно он рассказывает о римском, англосаксонском, датском и наконец норманнском завоевании Британии, в результате которого возник конфликт двух рас, или классов - норманнов и англосаксов, или дворянства и народа. Даже в английской революции Тьерри видел следствие этого конфликта. Готовя новое издание перед смертью, он с упорством не хотел отказаться от национальной розни, как причины конфликта между Беккетом и королем Генриха II, хотя к тому времени уже было доказано, что он Фома Беккет тоже был норманном. Нужно заметить, что понятие рас у Тьерри отличается от позднейшей истории нацизма и расизма. У него высших и низших рас. И потом у него нет устойчивости физических расовых признаков, время постепенно приводит к смешению рас, а антагонизм становится классовым. Его расовая теория далека от Гобино, объявившего превосходство белой нации. Как я уже сказал, из завоевания по теории Тьерри происходит классовая борьба побежденных и завоевателей. Карл Маркс писал в письме к Вейдемейру от 5 марта 1852 года «Мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой, буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой классовой борьбы», а в письме к Энгельсу от 27 июня 1854 он уточняет, что именно Тьерри является «отцом классовой борьбы».
Первое издание «Истории завоевания» продолжало с 1822 по 1825 год. «Успех, выпавший на мою долю, превзошел мои надежды». Второе и третье издания вышли в том же 1825 и 1930 годах. Он продолжал работу над этим сочинением всю свою жизнь. В день своей смерти Тьерри разбудил слугу в 4 часа утра и продиктовал ему небольшое изменение в одной фразе. Он почти потерял зрение от усиленной работы над рукописями, а в 1830 он ослеп окончательно и, кроме того, был разбит параличом, «вступив дружбу с мраком». Но еще в течение тридцати лет Тьерри вел свою творческую работу при помощи жены, своего брата Амадея Тьерри, и своего ученика Армана Карелля. Карл X назначил ему пенсию в 1827 году, а в мае 1830 сделал его членом Академии надписей. Впрочем Тьерри не пришлось долго раздумывать следует ли принимать милости от Бурбонов, июльская Революция 1830 года устранила реакционную династию, конституционные гарантии и свобода печати были твердо поставлены, его друзья вошли в правительство. Тьерри приветствовал революцию: «Все обновилось, а между тем традиция не порвалась». Теперь буржуазия была у власти, Орлеанская династия возобновила союз с третьим сословием, разорванный Людовиком XIV, и политический строй пришел к гармонии, согласно с исторической концепцией Тьерри. Теперь он смягчил свои принципы 20-х годов: «Если бы с теми же убеждениями, которые были у меня в 24 года, я встретился с революцией 1830 года и ее политическими последствиями, я бы наверно судил о ней
стр. 15
пристрастно и пренебрежительно: возраст сделал меня менее восторженным в отношении идей и более снисходительным к фактам». За дворянством теперь тоже признается историческая роль. По мнению Тьерри именно оно дало зачатки национального патриотизма, тогда как коммуны заботились только о своем местном благополучии. Именно в этом духе в 1840 году им была написана очень интересная работа - «Рассказы из времен Меровингов», представляющая собой действительно художественное произведение, что признавал даже Ранке, говоривший, что немецкий научный язык не мог создать ничего подобного. С одной стороны эта книга являлась высшим проявлением романтической исторической школы, а с другой - полное игнорирование работы над источниками. Их всего три - «История» Григория Турского, которую Барант назвал бесцветной и бездарной, стихи Венация Фртуната и компиляции эрудита Андриена Валуа. И даже к этим источникам Тьерри подошел некритично, иногда дословно передавая мнения авторов. Характерно и то, что «Рассказы из времен Меровингов» он посвятил герцогу Орлеанскому, сделавшего его в 1835 году своим библиотекарем.
После революции 1830 года бывшие союзники в борьбе против Бурбонов разошлись в разные стороны. Либералы были у власти, демократы требовали более радикальных перемен – республику и всеобщее избирательное право. Появились левые периодические издания, такие как «Карикатюр» и «Шаривари» Филипона, лево-республиканские альманахи. Романтизм постепенно был вытеснен реализмом . «Пресса создала два правительства: правительство 1830-го и правительство 1848 годов», - писал Ипполит Кастиль. Именно в это время выступили левые радикалы, анархисты и убежденные коммунисты – Анфонтен, Бланки, Пиа, Кабэ, Прудон. Буанаротти вернулся в Париж после июльской революции. Левые требовали и реформ в историографии: нужно выбросить из истории не только дворянство, но и всю буржуазию. Первым таким опытом стала «История революции Кабэ», в 1833-1838 году вышла сорокатомная «Парламентская история французской революции», написанная коллективом авторов республиканцев. И наконец десятитомная «История французов разных сословий в течении последних пяти веков» (1827-1844) Монтейля. В том же 1844 году русский рецензент в «Отечественных записках» замечает, что Монтейль смело разбил рамку старых историков – Тьерри, Баранта, Гизо и Мишле, и склеил новую для пролетариата.
В 1841 году Академия присудила Тьерри премию Гобера, которую и поручила платить ему ежегодно вплоть до самой смерти. И все же самый последовательный либерал не получил никаких выгод от смены режима. Гизо и Тьер стали министрами, Минье получил пост постоянного секретаря Академии, а Тьерри все еще оставался в том же положении. 25 марта 1834 года Шатобриан писал ему «Увы, вы испытываете то, что приходится испытывать всем людям: ваши друзья, обласканные счастьем стали
13 Якимович, дискутируя с Прадалье о том, что Бальзак был зависим от либеральной исторической школы, называет Тьерри и Гизо «апологетами биржевых дельцов», и видит главное расхождение между Тьерри и Бальзаком в страстной антибуржуазности последнего.
стр. 16
рассеянными... Но какой позор для Франции, что человек с вашими достоинствами лишен возможности продолжать труды, тогда как низких и посредственных людей осыпают золотом, постами и почестями». Тьерри прозябал в крайней нужде и грозил тем, что ему придется обратиться к своему брату Амадею, назначенному префектом, с просьбой о выдаче свидетельства о бедности. Преисполненный горечи он писал тогда, что «история – это гнилая лодка, которая потопила своего хозяина».
Гизо не допустил Тьерри к преподаванию в Нормальной школе, потому что тот формально не получил на это право, хотя он же предлагая Тьерри написать учебник по истории Франции, подчеркнул: «Между нами, я не знаю никого, кроме вас и меня, кто бы мог хорошо это сделать». В конце-концов Тьерри все же был назначен в комиссию по собиранию документов. Гизо, как министр народного просвещения, предпринял собрание неизданных документов по истории Франции, где был особый отдел, посвященный третьему сословию. Этот отдел был поручен Тьерри, который в 1850, 1853 и 1856 годах выпустил три тома документов «Собрания неопубликованных памятников по истории третьего сословия». В качестве введения к этому собранию был написан «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия», сначала помещенной в первом томе, а затем в 1853 переизданный отдельно. В этом сочинении Тьерри прослеживает историю третьего сословия начиная с периода франкского завоевания, через периоды феодализма и освобождения городов, развития Генеральных штатов и абсолютной монархии, вплоть до XVIII в., когда начинается разрыв между королем и третьим сословием. Французская революция видится им как завершение борьбы третьего сословия: «Средний класс, или народные классы родились не вчера». Третье сословие - главный герой истории Франции. В «Опыте об успех третьего сословия» заключались мысли автора за тридцать лет, но он появился он слишком поздно. Революция 1848 года перечеркнула историческую концепцию Тьерри. Он не пошел так далеко, как Гизо, который доказывал, что не права нация, а не ее историки. Тьерри был смущен новым противоречием между рабочими и буржуазией. По его мнению третье сословие всегда было едино. Он стал искать начало этого противоречия в прошлом, и нашел его в начале XVIII века, именно там где остановилась его работа по «Истории третьего сословия». Историк не нашел в себе моральных сил продолжать работу и рассказывать о перипетиях гибельного разлада. В 1850 он писал Анри Бодрильону «Вопрос о судьбах третьего сословия является узловым во все нашей истории, и он казался мне до последнего времени совершенно ясным и неоспоримым: я разглядел тайну замыслов провидения по отношению к нам. Сейчас, я признаюсь меня одолевают сомнения... Как, с прежней уверенностью продолжать писать историю до 1789 года, историю, которую я довел от XII века до царствования Людовика XIV... На чем может покоится уверенность в судьбах Франции, которую я полагал в союзе монархической традиции с принципами свободы, в конституционном правительстве? Вот сомнения, которые все больше меня охватывают и которые сменили мою прежнюю незыблемую веру». «Над нами разразилась катастрофа февраля 1848 года. Я был потрясен
стр. 17
ее вдвойне, как гражданин, во-первых, и затем, как историк. Силой этой новой революции, исполненной того же настроения и тех же угроз, что и первая в свои худшие моменты, история Франции, казалось, была опрокинута так же, как и сама Франция». В апреле 1848 года он писал княгине Бельджозо: «Что касается меня лично, то я предпочитаю, чтобы Господь убрал меня из этого мира хотя бы от руки этих жестоких фанатиков».
Революция 1848 года ввергла Тьерри в глубокую душевную депрессию, книг он больше не писал: «Я оказался перед лицом будущего, неопределенного и для меня и для моей страны». Он возлагал правда некоторые надежды на Ламартина, вошедшего в правительство. 31 июля 1849 года он пишет Сиркуру: «Вы хорошо сделали, сбежав от холеры, которая, слава богу, кажется оставляет нас в покое. Однако эпидемия моральная свирепствует по прежнему, что бы там ни делали, что бы там не говорили, но в умах царит постоянное смятение, а в делах - застой». Запись от 13 января 1850: «революция, достойная сожаления, прибавила еще одно ..сомнение во французской истории, той, какой я ее видел... Теперь я ее больше не понимаю, настоящее ниспровергло мои представления о прошлом и будущем. Я утратил историческое кредо, политические убеждения, о чем прежде не мог бы никогда и думать».
Незадолго до декабрьского переворота, в октябре 1852 года Тьерри пишет: «Мы приближаемся галопом к империи; нация уже закусила удила. Я не пророк, но на другой день после 24 февраля я сказал, что таков будет исход этого печального и невероятного безумия французской республики. Возможно, что ремесло историка меня обманывает, но я вижу во всем доказательства всемогущества истории по отношению к человеческим судьбам, которые , как многим казалось управляются чистым разумом и логикой». И он оказался прав. Следующий переворот – установление Второй империи Тьерри перенес еще тяжелее: «Я видел, как исчез парламентский режим – мечта моей молодости, предмет всех моих желаний как публициста... Я нахожусь в положении человека, жизнь которого спасена, но который чувствует, что он потерял все, что придавало цену его жизни». Воспитанный в ненависти к деспотии Наполеона I, Тьерри не мог с отвращением взирать на его жалкого, похожего на клоуна, преемника. Он писал к княгине Бельджозо в Азию: «Вы находитесь в пустыне и вы любите ее с непонятным для меня упорством; у меня пустыня внутри меня самого. В настоящем нет ничего, за чтобы я мог уцепиться, и – увы! – ничего в будущем: я с трудом влачу свои дни». Тьерри умер в Париже в 1856 году, после очень тяжелого десятилетия своей жизни. Утешение в последние годы он находил в религии, что послужило изъятием все критики католичества из последнего издания «Истории завоевания Англии норманнами».
Его брат Амадей Тьерри и Арман Каррель считали себя его учениками. Во Франции Барант, Гизо и Мишле были зависимы от его идей. В Италии Манзони, Карло Троя, Джино Каппони были его прямыми последователями. Гильо писал, что Тьерри «самый оригинальный, самый смелый, если не самый глубокий из целой плеяды
стр. 18
выдающихся умов». Восторженные отзывы о творчестве Тьерри можно найти у Маньена, Герля, Брюнетьера («самый демократичный из историков»), Ренана, де Крозаля.
Велико было влияние Тьерри и в России, особенно в становлении «людей 40-х годов», которые были «студентами 30-х годов» и воспитывались на романтиках, в том числе и на Тьерри. По Тьерри читал в университете историю средних веков Погодин. Пушкин считал его на ряду с его братом, Барантом и Гизо лучшими французскими историками. Белинский так писал о нем: «Читая «Историю завоевания Англии норманнами» Огюстена Тьерри, как его же «Рассказы о временах Меровингов» – думаешь что читаешь роман Вальтера Скотта; а между тем в этих сочинениях знаменитого историка французского нет ни одной черты, которая не основывалась бы на фактах и не подтверждалась бы хрониками; но и те, которым коротко и ученым образом знакомы были эти хроники, в творениях Тьерри впервые познакомились с той и другой эпохой, удивляясь, что в этих творениях могло оказаться столько жизнь, поэзии и разумности». В личной библиотеке Белинского были «История завоевания Англии норманнами» и «Десять лет исторических работ». Тьерри оказал влияние на Т. Н. Грановского и С. М. Соловьева, который в студенческие годы перевел первый том «Завоевания» на русский язык. Гоголь называл его «историком сильного таланта». По мнению некоторых исследователей сюжет незаконченной драмы «Альфред» взят у Тьерри. Ап. Григорьев в конце 1850-х годов считал труды «великого художника» Тьерри исполненными самого современного смысла, поскольку им свойственно «не историческое воззрение, а историческое чувство». Тьерри упоминается у Гончарова в черновиках «Обрыва» - Райский «выучил почти наизусть Тьерри» и в мемуарном очерке «В университете». Между прочим именно Гончаров был цензором издания «Истории завоевания Англии норманнами» 1858 года. Стасюлевич переводил его в своей антологии. Впрочем его переводы Тьерри вызвали критику, поскольку не отражали красоту оригинала. Герцен так же перевел его «Рассказы из времен Меровингов», где в предисловии (1841) пишет, что в «великих, обширных эпопеях» Тьерри «давнопрошедшие века выходят из могилы, стряхивают с себя пыль и прах, обрастают плотию и снова живут перед вашими глазами». В 1846 году Валериан Майков в статье о М. Н. Загоскине приводит обширные выписки-переводы из работ Тьерри. Плеханов посвятил нашему историку обширную статью «Огюстен Тьерри и материалистическое понимание истории».
Между тем вот сочинения Тьерри, которые есть в моей домашней библиотеке:
1. О преобразовании европейского общества 1814
2. История завоевания Англии норманнами 1825
3. Письма по истории Франции (письма 2,9-24) 1827
4. Десять лет исторических работ (из Первой части статьи 2,3,6,12, из Второй части статьи 4 и 9) 1834
стр. 19
5. Рассказы из времен Меровингов (в переводах Жуховецкого и Трескина) 1840
6. Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия 1853
Рассказы о временах Меровингов впервые14 были опубликованы 1864 году женской артелью М. В. Трубников и Н. В. Стасовой, а в 1892 году А. С. Суворин выпустил их как 227 том «Дешевой библиотеки» в переводе Трескина переизданном в 1994 году. «Опыт истории происхождения и успехов третьего сословия» издавался неоднократно (1899, 1901) и под разными названиями «Исчезновение античного рабства» (1892, 1912) и «Спустя 500 лет» (1912). «История завоевания Англии норманами» (пятая часть) впервые появилась в русском переводе в 1858 году в третьем томе сборника «Историки и публицисты», только первый том в переводе Горнева вышел в том же 1858 году, все три тома - в 1859-1860, второе издание 1868, в издательстве Иогансона в 1897, в переводе Медведева в 1900. Все перечисленные выше сочинения находятся у меня в следующих книгах:
1. Огюстен Тьерри «История завоевания Англии норманнами» Том 2 Спб. «Типография И. И. Глазунова» 1859
2. Огюстен Тьерри «Рассказы о временах Меровингов» Спб. 1864
3. Огюстен Тьерри «История завоевания Англии норманнами» Том 1 Спб. «Типография Головачева» 1868
4. Огюстен Тьерри «История завоевания Англии норманнами» Том 3 Спб. «Типография Головачева» 1868
5. Огюстен Тьерри «История происхождения и успехов третьего сословия» М. «Типография И. А. Баландина» 1899
6. Огюстен Тьерри «Городские коммуны во Франции в Средние века» Спб. «Типо-литография Альтшуллера» 1901
7. Сен-Симон и Огюстен Тьерри в книге «Родоначальники позитивизма» выпуск 3 «Издание Брокгауз-Ефрон» 1911
8. Огюстен Тьерри «Избранные сочинения» М. 1937
9. Огюстен Тьерри «Рассказы из времен Меровингов» Спб. 1994
10. Огюстен Тьерри «Городские коммуны во Франции в Средние века» М.. 2010 (репринт издания 1901)
В 1998 году в издательстве «Острожье» вышла два тома «Историки и история», где во втором томе под именем Огюстена Тьерри «Рассказы из времен Меровингов» были напечатаны отрывки из книги его брата Амадея «Несторий и Евтихий», причем в списке
14 В книге Тьерри «Избранные сочинения» 1937 утверждается, что это второе издание перевода, впервые напечатанного в 1848.
стр. 20
литературы указаны оба сочинения под именем А. Тьерри, а Евтихий обозван Евтохием. В 2012 году издательством «Мамонт» были переизданы три тома «Завоевания».
Критическую литературу по Огюстену Тьерри, которой я пользовался при написании этой статьи, я также взял из своей домашней библиотеки:
1. Петров М. «Новейшая национальная историография в Германии, Англии и Франции» Харьков 1861
2. Иванов И. И. «Сен-Симон и сен-симонизм» М. 1901
3. Л. Пти-де-Жульвилль «Иллюстрированная история французской литературы в XIX веке» М. 1908
4. Алпатов М. А. «Политические идеи французской буржуазной историографии XIX века» М.-Л. «Издательство Академии наук СССР» 1949
5. Алпатов М. А. «Утопические социалисты и буржуазная теория классовой борьбы» в книге «Из истории социально-политических идей» Издательство Академии наук СССР М. 1955
6. Реизов Б. Г. «Французская романтическая историография» Л. «Издательство Ленинградского университета»1956
7. Якимович Т. «Французский реалистический очерк 1830-1848 гг.» М. «Издательство Академии наук СССР» 1863
8. Левандовский А. «Сен-Симон» Молодая гвардия 1973
9. Кучеренко Г. С. «Сен-симонизм в общественной мысли XIX в.» М. «Наука» 1975
10. Далин В. М. «Историки Франции XIX-XX веков» Наука 1981
11. «Историки и история» том 2 М. «Остожье» 1998
Мне оказались недоступны только несколько статей:
1. Виппер Р. Ю. «Очерки исторической мысли в XIX веке», «Мир божий» 19014 №3
2. Бузескул В. П. «Французские историки 30-х годов XIX столетия и их отношение к революции 1830 года» Известия АН СССР Серия гуманитарных наук 1931 №7
3. Плеханов Г. В. «Огюстен Тьерри и материалистическое понимание истории» Сочинения, том VIII. М. – Л., 1925
4. Поршнев В. Ф. «Народные восстания во Франции перед фрондой (1623-1648)» М.-Л Издательство Акадамии наук СССР 1948